— Ах, вот оно что! Поздравляю! Хороший улов, — Индре это сообщение не понравилось, но в его нынешнем состоянии было не до девок, и громовик свернул тему. — Слышь, ты, рыбак-любитель, а неплохо было бы здесь очаг соорудить. А то лето кончается и по ночам как-то холодновато бывает.
Волос вздохнул.
— Будет тебе очаг. Сейчас сделаю…
* * *
Недели три всё шло, как по маслу. Никийя, казалось, привыкла к своей новой роли. Поначалу она пыталась удрать, но очень быстро поняла, что частокол вокруг владений медведя — это не только украшение. А черепа на нём жутко клацали, когда она лишь касалась изгороди. Чуть поразмыслив, девушка поняла, что даже если выберется из этого урочища, всё равно не знает куда идти. А места вокруг глухие. Болота и озёра прямо из двери каменного дома видно. Надо как-то приспосабливаться.
А Волос между тем таскал из леса целые короба грибов и ягод, втайне от Никийи безжалостно эксплуатируя местных белок на сборе даров природы. Сам медведь в это время рвал букеты цветов или делал бусы из рябины. Перед тем, как идти домой, Волос превращал ягоды на бусах в настоящие драгоценные камни. Какие они бывают, юный бог у цвергов нагляделся. Никийя радовалась новым подаркам, как ребёнок. Скакала по дому, гладила бусы руками, вертелась перед колодой с водой, что стояла на всякий случай в огороде. Вместо зеркала и вода годилась.
Пару раз в неделю Волос ходил на охоту, добывая оленей и лосей. Лунная дева всё это должным образом перерабатывала и отправляла на хранение в амбар. Потом медведь собрал ячмень и заполнил зерном ещё три сусека. И сразу же научил Никийю печь ячменные лепёшки. Как ни удивительно, у девушки это получалось лучше, чем у бога. И вдруг она загрустила.
— Что случилось, девочка? Чего грустим? — поинтересовался в очередной раз медведь (предыдущие пять вопросов закончились вздохами и отговорками).
— Ну, как же мне не грустить? Я тут живу в тепле, довольстве, — со слезами в голосе проговорила Никийя, обмакивая кусок ячменной лепёшки в мёд. — А там мои мама и папа с ума сходят. Плачут-убиваются из-за моей гибели. Им, может быть, есть нечего? Бедненький папочка как раз перед моим исчезновением ногу повредил. Ходить не мог. Кто о нём позаботится? Я вот тут лепёшки с мёдом ем, а они слаще малины ничего в жизни не пробовали…
— М-да… Как-то не очень хорошо получается, — протянул Велес.
Никийя тут же за эти слова уцепилась.
— Мишенька, лапочка! Пусти меня хотя бы на денёк к папе и маме! — она даже обнять медведя попыталась, но тот увернулся.
— Э, нет. Так дело не пойдёт. Что-то мне подсказывает, что ты потом не вернёшься. А второй раз умыкать тебя — это не в моих правилах.
— Бессердечный! — надулась Никийя. — Ну, хоть сам сходи к ним, передай, что я жива.
Девушка всхлипнула и добавила:
— Лепёшек ячменных я напеку, а ты им снесёшь…
Такой вариант Волоса вполне устроил. Он, конечно, уже давно понял, что предмет его мечтаний особым умом не блещет. Но бог не знал, что даже блондинки способны на страшное коварство. Женщины! Что ещё добавить? Волос и предположить не мог, что только что блестяще сыграл роль тупого животного в пьесе, написанной Лунной девой. Спектакль получился восхитительный.
* * *
Ещё затемно Никийя развила бурную деятельность. Приготовила огромный короб, куда могло уместиться полтонны лепёшек. И пока Волос наблюдал за нею, работала как заправский хлебопёк-стахановец. А когда медведя не было дома, изготовила для короба двойное дно.
— Что-то я совсем устала, — жаловалась потом «мужу» Лунная дева. — Столько лепёшек испекла! Я, Мишенька, всё приготовлю и спать лягу. Ты уж меня не буди. Ладно? А пока сходи-ка в амбар, принеси мне кувшинчик мёду. И вот ещё что, лепёшек сам не ешь! Всё папе с мамой неси. Узнаю — навсегда обижусь!
— Да как же ты узнаешь-то?
— А я на столб заберусь и оттуда за тобой смотреть буду.
Медведь тихо хихикнул и пошёл в амбар за мёдом. Девчонка тем временем быстро засунула под шкуры на нарах заранее сделанное соломенное чучело, обряженное в её собственную одежду, запрыгнула в короб и накрылась сверху вторым дном, на котором лежали прекрасные ячменные лепёшки.
Волос вернулся в дом, поставил у очага кувшин с мёдом, поднял на плечи короб.
«Что-то тяжеловато для лепёшек,» — подумал он.
Когда выходил из ворот почувствовал, что в коробе что-то шевелится.
«Ага! Лепёшечки-то похоже живые. Ух, Никийя, Никийя. Хитро задумано. Ну, ладно. Поиграем.»
И медведь пошёл пешком по ближайшей тропинке. Вокруг царила торжественная красота бабьего лета. Оно только начиналось. «Дня через три будет праздник осеннего равноденствия,» — вспомнил Волос, глядя на золотые кроны берёз.
Медведь вошёл в лес, выбрался на поляну. Тут заметил хороший крепкий пень и громко проговорил:
— Уф, устал. Уф, умаялся. Сколько лепёшек Никийя напекла! Тяжело нести. Сяду-ка я на пенёк, да и съем лепёшечку. Чай не убудет!
Девчонка в коробе, услыхав такое, страшно перепугалась и, изо всех сил изображая далёкое эхо, завыла:
— Высоко сижу! Далеко гляжу! Всё вижу! Не садись на пенёк! Не ешь маминых лепёшек!