Эра Меркурия. Евреи в современном мире

Она тоже верила. Верила в каждое сказанное ею слово. Однако была права и относительно разницы в материальных условиях — разницы, порожденной большим богатством Америки и экономическими успехами американских евреев. Евреи действительно преуспели в Америке — намного больше, чем любая другая группа иммигрантов, и больше с точки зрения социальной мобильности, чем большинство прирожденных американцев. Российские евреи были самой последней, самой крупной и наиболее специализированной группой меркурианских иммигрантов в США. Они приезжали семьями (около 40% еврейских иммигрантов составляли женщины и около 25% — дети), намеревались остаться (процент возвращавшихся из Соединенных Штатов на родину был 7% для евреев и 42% для всех прочих), жили почти исключительно в городах, не участвовали в конкуренции за рабочие места на рынке неквалифицированного труда; отличались чрезвычайно высокой долей предпринимателей (треть всех иммигрантов-мужчин в Нью-Йорке в 1914 году) и вели дела старым меркурианским способом — опираясь на дешевый семейный труд, длинный рабочий день, малый размер прибыли, этническую солидарность, вертикальную интеграцию и крайне высокие показатели стандартизации, специализации и дифференциации продукции. В Нью-Йорке в особенности евреи-иммигранты из России использовали свои традиционные профессиональные навыки и многолетний опыт, чтобы монополизировать и революционизировать швейную промышленность (в 1905-м крупнейшую в городе, с капиталом в 306 миллионов долларов и четвертой частью всех промышленных рабочих). К 1925 году 50% всех глав семейств еврейских выходцев из России были служащими, причем почти все вышли из предпринимателей. Как пишет Эндрю Годли, «за пятьдесят лет большинство еврейских иммигрантов... поднялось из крайней бедности до положения экономической защищенности и социальной респектабельности, в то время как большинству окружавших их американцев сделать этого не удалось».

История была не нова: за успехом в бизнесе следовали успехи в образовании и профессиональной деятельности. В конце Первой мировой войны евреи составляли 20% студентов Гарварда и около 40% студентов Колумбийского университета. В 1920 году евреями были от 80% до 90% студентов Городского колледжа (Сити колледж) и колледжа Хантера в Нью-Йорке. В 1925 году более 50% детей еврейских иммигрантов-бизнесменов были служащими и занимали должности, требовавшие систематического образования. Согласно докладу Промышленной комиссии, «в начальных школах еврейские дети радуют учителей своей сообразительностью, послушанием и хорошим поведением». А согласно одному озадаченному выпускнику бостонской элитной школы, «евреи занимались до глубокой ночи, заданное знали к утру назубок, явно гордились своими успехами в учебе и много о них говорили. Под конец года во всех классах присуждались награды лучшим ученикам — и евреи открыто за ними охотились. Традиционной... солидарности учеников, противостоящих учителю, у них не было и в помине. Если кто-то, отвечая урок, делал ошибку, а учитель ее не замечал, двадцать рук взвивались в воздух, привлекая к себе его внимание».

В Советском Союзе и в Соединенных Штатах дети еврейских иммигрантов пошли в школы примерно в одно и то же время — и с примерно одинаковым блеском и энтузиазмом. В обеих странах многократное расширение системы образования совпало по времени с притоком евреев и помогло им адаптироваться и преуспеть. И в обеих странах возник — в той или иной форме — «еврейский вопрос» чрезмерного успеха. В Советском Союзе государство отреагировало увеличением набора в учебные заведения и целенаправленным «выдвижением» детей «рабочих и крестьян» и «коренных национальностей». Как сказал," оправдываясь, Ларин, «мы не можем, как царское правительство, издать закон, чтобы из еврейского населения, скажем из рабочего населения, брать на рабфаки меньший процент, чем из русского рабочего населения, как это полагается по количеству рабочих. Или чтоб из еврейских интеллигентов и ремесленников брать меньший процент в вузы по отношению их численности, чем русских». В Соединенных Штатах лучшие университеты тоже не могли вести себя как царское правительство, но они могли использовать — и использовали — косвенные методы борьбы с «еврейским нашествием», в том числе региональные квоты и иерархию «моральных качеств».