Затем каждый положил свой камень. Морщась от боли, Персефона опустила камень на могилу Арион и отступила назад. Она не стала приближаться к могиле Рэйта, и это не прошло незамеченным: Мойя объявила, что церемония окончена и пора уходить.
– Давай вернемся в Кайп… – тихо сказала она Персефоне.
– Нет, я останусь.
– Ты едва стоишь.
– Я хочу побыть одна.
Мойя подумала немного, потом кивнула.
– Ладно. Буду ждать тебя рядом с носилками. Махни, если я понадоблюсь.
Воительница отошла в сторону, шикнув на Брин, которая спросила, почему Персефона не идет с ними.
– Сури, постой, – обратилась Персефона к мистику.
Девочка повернулась. Ее лицо осунулось, взгляд потух.
– Я хотела спросить…
Слова застряли у нее в горле.
– Нет, ничего, – выдавила она. – Прости.
– Ему было не больно, – промолвила Сури. – Совсем не больно.
Персефона кивнула.
– Я тут неподалеку, – напомнила Мойя.
Они с Сури ушли, оставив Персефону на милость резкого холодного ветра.
Она сделала всего один шаг и упала. Боль пронзила тело, заставив вскрикнуть. Мойя хотела подойти к ней, но Персефона махнула, чтобы та не приближалась.
Киниг Десяти Кланов зарыдала. Раньше она была слишком подавлена горем, чтобы плакать, а теперь, в этом страшном месте, перед двумя одинокими могилами, ее прорвало, и она дала волю своему горю.
Когда ее слезы иссякли, солнце уже скрылось за развалинами Алон-Риста. На востоке появились звезды. Персефона сняла с себя цепочку, на которой висело кольцо Рэглана, и сжала его в руке, чувствуя, как металл впивается в ладонь.
– Я должна была сделать все возможное для моего народа, – обратилась она к груде камней. – Это мой долг… и до сих пор остается моим долгом. Рэйт, я знаю, что причинила тебе боль, но ты тоже сделал мне больно, и это… это было просто жестоко.
Она вытерла лицо запястьем.
– Я все спрашиваю Мари, почему Сури не пришла сначала ко мне. Если бы я знала, что ей нужна жертва, то вызвалась бы первой. Тогда героем стала бы я, а ты умирал бы от угрызений совести и отвращения к себе. Должна сказать, безболезненная кончина от рук Сури – звучит весьма неплохо. Только я не умру геройской смертью, как ты. С женщинами не случается геройских смертей. Мы стареем, а потом о нас забывают.
Персефона шмыгнула носом и покачала головой.
– Рэйт, я хотела бы попросить прощения, но не могу. Просто не могу, потому что… потому что мне слишком больно. Ты отнял у меня мой шанс, ты украл мою единственную надежду сделать все правильно, и, честно говоря, прямо сейчас… я ненавижу тебя. Я ненавижу тебя почти так же, как саму себя. Поэтому вот, возьми. – Она положила кольцо вождя на могилу. – Нифрон получит все, кроме этого кольца. Оно твое по праву.
– Сеф? – позвала Мойя.
Темнело, и верный Щит плохо видела своего кинига.
– Мне пора. Я должна позаботиться о моем народе. Таково мое предназначение. – Персефона махнула рукой Мойе, и девушка направилась к ней. – Ты пожертвовал собой, чтобы спасти нас; к счастью, тебе пришлось принести себя в жертву всего один раз.
Глава 32
Послание
Мысленным взором я вижу пташку, летящую мимо стрел Мойи, мимо молний, посланных миралиитами, мимо огнедышащего дракона. Вот еще один герой этой битвы – маленький, нежданный, невероятный.
Имали сидела на золотом троне в центре пустого Айрентенона, перекинув ноги через подлокотник. Это было в высшей степени недостойно и неуважительно по отношению к святому месту, зато восхитительно. В ее возрасте ноги затекали от долгого стояния, а она только что провела несколько часов стоя. Еженедельное собрание Аквилы завершилось; члены совета были раздражены донельзя. Имали прекрасно понимала их недовольство: от фэйна уже несколько недель нет вестей, и у советников накопились вопросы, на которые Имали не могла ответить.
Как куратор Аквилы, Имали исполняла обязанности фэйна в его отсутствие. Пост был скорее декоративным, потому что не давал его носителю настоящей власти. Военные полномочия, дарованные фэйну самим Ферролом, к заместителю не переходили, принимать стратегические решения Имали тоже не могла. Все ее обязанности сводились к тому, чтобы проконтролировать назначение нового фэйна, если нынешний погибнет, или, как сейчас, запинаться и мямлить, отвечая на вопросы об успехах Лотиана.