Эрагон. Наследие

– Ты действительно так думал, когда говорил насчет битвы богов?

Роран удивленно уставился на него:

– Конечно! Ты, Муртаг, Гальбаторикс – все вы слишком могущественны, чтобы с вами мог справиться обычный человек. Это, в общем, неправильно. Несправедливо. Но это так. Мы, все остальные, словно муравьи у вас под башмаками. Ты хоть представляешь, скольких ты убил просто голыми руками?

– Увы, слишком многих!

– Вот именно. Я рад, что ты с нами, что сражаешься за нас, я рад, что могу считать тебя своим братом во всем, кроме фамилии, но я бы предпочел, чтобы нам, варденам, не нужно было полагаться ни на Всадника, ни на эльфа, ни на кого-то из магов, чтобы победить в этой войне. Мы не должны полностью зависеть от кого-то одного. Так, как это выходит сейчас. Это нарушает равновесие в мире.

И с этими словами Роран быстро вышел из палатки.

А Эрагон рухнул на лежанку с таким ощущением, словно его ударили в грудь. Но какое-то время спустя чрезвычайное внутреннее напряжение и перевозбужденный мозг заставили его вскочить, и он снова вышел из палатки наружу. Увидев его, шестеро Ночных Ястребов тут же встали, поправляя оружие, готовые сопровождать его повсюду, куда бы он ни вздумал пойти.

Он жестом велел им оставаться на месте. Когда Джормундур стал настаивать, чтобы теперь его, Эрагона, охраняли Ночные Ястребы Насуады, он бурно запротестовал и сказал, что ему вполне достаточно и Блёдхгарма с эльфами, но Джормундур сказал: «Слишком осторожным быть невозможно». И Эрагон был вынужден с ним согласиться, хотя ему совершенно не нравилось, когда за ним следует целая свита. Отделавшись от охраны, он поспешил туда, где, свернувшись клубком, лежала Сапфира.

Завидев его, дракониха приоткрыла один глаз и приподняла крыло, чтобы он смог под него забраться. Что он и сделал, прижавшись к ее теплому животу.

«Маленький брат», – ласково сказала она и тихонько замурлыкала.

Эрагону было так спокойно лежать с нею рядом, слушать ее «пение» и тихое шуршание воздуха, вдыхаемого и выдыхаемого ее могучими легкими, ощущать ритмичное, в такт дыханию, покачивание ее брюха.

В любое другое время одного этого было бы уже достаточно, чтобы он взял себя в руки, но только не сегодня. Его разум отказывался отдыхать, сердце продолжало лихорадочно биться, а руки и ступни были неприятно горячими, как в лихорадке.

Свои чувства Эрагон, правда, держал при себе, не желая тревожить Сапфиру. Она устала после двух сражений с Торном и вскоре крепко уснула; ее монотонное мурлыканье сменилось громким сонным сопением.

А Эрагону по-прежнему не давали покоя всякие мысли. Снова и снова он возвращался к одному и тому же невозможному, неопровержимому факту: теперь именно он должен возглавить варденов. Он, мальчик из бедной фермерской семьи, теперь должен руководить второй по численности армией Алагейзии! Уже одно это казалось ему совершенно невероятным, словно судьба попросту решила поиграть с ним, как кошка с мышкой, а потом загнать его в ловушку, где он и погибнет. Нет, он никогда не хотел никем командовать, никогда к этому не стремился, и все же события сложились так, что на него пала именно эта обязанность.

«Что думала Насуада, когда выбирала меня в качестве своего последователя? – думал, пытаясь вспомнить те резоны, которые она ему когда-то приводила, однако их оказалось явно маловато, чтобы перевесить его сомнения. – Неужели она действительно считала, что я способен занять ее место? Но почему, скажем, не Джормундур? Он десятилетия посвятил делу варденов, он жил и воевал вместе с ними, и потом, он гораздо больше меня смыслит и в военной стратегии, и в командовании армией».

Эрагон вспомнил, как Насуада когда-то решила принять предложение ургалов о сотрудничестве, несмотря на всю ненависть, которую тогда к ним испытывала, – ведь именно ургалы убили ее отца.

«А смог бы я так поступить? – Ему казалось, что нет… во всяком случае, тогда точно нет. – Смогу ли я теперь принимать подобные решения, если именно они будут необходимы, чтобы победить Гальбаторикса?»

Он не был уверен.

Эрагон тщетно пытался как-то успокоить воспаленный разум. Закрыв глаза, он стал сосредоточенно считать вдохи и выдохи. Но удержать внимание на столь простом задании не сумел; каждые несколько секунд в голове зарождалась новая мысль, или же душу охватывало новое чувство, и он, отвлекшись, забывал продолжить счет.

И все же через какое-то время тело его понемногу расслабилось, и он даже сам не понял, как сон, пусть даже очень легкий, поверхностный, все-таки взял над ним верх.

Сновидений было много – в основном мрачных и тревожных, поскольку сны всегда отражают события минувшего дня. Но были и другие сны, горько-сладкие, связанные либо с воспоминаниями о былом, либо с тем, о чем ему мечталось.