Ересь

— Запасной ключ от комнат доктора Мерсера. Я говорил, он куда-то пропал из моей каморки. Так вот, нынче днем мастер Слайхерст возвратил мне его. Сказал, что нашел на северо-западной лестнице чуть ли не под дверью башенной комнаты. Кто уж там взял его?.. Верно, обронил накануне и не заметил, на лестнице-то почти весь день темно. Что ж, теперь у меня полный комплект ключей имеется для нового заместителя.

— Потерял на лестнице? Но зачем казначей бродил там? — спросил я, не понимая, как объяснил Слайхерст еще и эту ложь.

— Наверное, шел в хранилище. — Привратник со своим медлительным псом добрался до ворот, распахнул их и обернулся напоследок ко мне. — Удачи в диспуте, сэр, — пожелал он. — Пусть победит сильнейший.

— Благодарю вас, — откликнулся я.

Признаться, новость изрядно сбила меня с толку. Очевидно, Слайхерст забрал тот самый «пропавший» ключ и воспользовался им, чтобы войти в комнаты Мерсера. Если бы в комнату погибшего его послал ректор, не пришлось бы изобретать ложь для привратника.

— Сэр, нам бы поторопиться, вас ждут к пяти. — Уэстону явно было неловко давать мне указания.

Я кивнул. В самом деле, не стоит отвлекаться на замки и ключи, когда мне предстоит перед всем Оксфордом обсуждать законы мироздания.

— Да-да, извините. Поспешим, — сказал я.

— Говорят, вы были там сегодня утром, когда Гейб Норрис пристрелил пса. Вы все видели своими глазами, сэр?

Мальчишеское возбуждение прорвалось в голосе Уэстона. Мы свернули на Брейзноуз-Лейн, в узкий проход вдоль северной стороны колледжа. Под ногами было влажно и скользко, а уж воняло так, будто весь колледж приходит сюда мочиться. Стараясь не дышать, я шагал вслед за Уэстоном, а тот все оборачивался, чтобы заглянуть мне в лицо.

— Я был там. Но мы опоздали. Никогда себе этого не прощу. Молодой Норрис отлично стреляет, подоспей он минутой ранее, бедный доктор Мерсер мог бы остаться в живых.

Уэстон надулся.

— Таким, как Гейб Норрис, больше делать нечего, знай себе спортом занимаются. Ему наплевать, получит он диплом или не получит: для него университет — развлечение, болтается тут в шикарных лондонских нарядах. Не то что мы, бедняки, нам кроме церкви ничего не светит! — И он сердито рассмеялся.

— Я так понимаю, Гейб вам не очень по душе? — усмехнулся я.

Уэстон немного смягчился:

— Да нет, он парень неплохой. Но я против того, что в университет пускают коммонеров. Ученое сообщество должно быть сообществом равных, а из-за этих мы острее чувствуем, кто беднее, кто богаче, кто из какой семьи. И противно смотреть, как мало они занимаются. Гейб Норрис еще не самый худший, он щедр и вовсе не глуп, не то что некоторые. А вы знаете, что у него и лошадь своя есть? — Уэстон даже остановился. — Породистый жеребец, такого не каждый день увидишь. Он поставил его в конюшню за городом, потому что студентам не полагается держать лошадей. Но Гейб делает все, что вздумается, кто ему запретит?

— Похоже, он очень уверен в себе. Думаю, и с женщинами он тоже не промах, этот красавчик.

Уэстон покосился на меня, изогнул уголки губ в ироничной улыбке.

— Думаете? Ну, думайте-думайте, — проворчал он. Лукавая улыбка и эта интонация — трудно было не догадаться.

— Вон что, — присвистнул я. — Так мастер Норрис не женщинами интересуется?

— Я про него сплетничать не стану, сэр. Понятия не имею, как и чем он живет, но слухи бродят.

— Мало ли что наплетут от зависти, — возразил я, примеряясь к его шагу. — Что дало повод для сплетен, вы можете сказать?

Уэстон смущенно глядел себе под ноги.

— Ну, во-первых, он в бордели не ходит.

— Из этого не следует, что он содомит, — возразил я, хотя втайне готов был разделить это подозрение: очень уж Норрис был наряден и изыскан. К тому же мне припомнилось выражение его лица, когда я заговорил о святом Бернардине и содомитах. — Вы бы поосторожнее распускали сплетни, ведь в вашей стране содомитов вешают, насколько мне известно.

— Вы правы, сэр. Конечно же вы правы, — смутился Уэстон. — Но поневоле мы обращаем внимание. Когда красивая девушка строит парню глазки, а ему наплевать, кто поверит, что это настоящий парень, верно, сэр? — Щеки мальчика разгорелись, сразу было видно, что разговор задел его за живое. Поскольку в тесном мирке этих школяров имелась лишь одна девушка, я без труда вычислил, о ком он говорит.

— Так вы говорите о дочери ректора?

Ничего удивительного в этом не было: отчего бы единственной в колледже девице не заинтересоваться самым красивым и богатым студентом? И все же я почувствовал разочарование. Мне почему-то казалось, что девица такого ума, как София, не поведется на наружность и внешний блеск.

— Она доверилась вам?

— Что вы, нет, сэр! Я просто наболтал лишнего.

Юноша попытался переменить тему, но тут я сообразил, что мы добрались до конца Брейзноуз-Лейн, и по правую руку от нас началась стена внутреннего сада колледжа Линкольна. Утопленная в стене толстая деревянная дверь сейчас была заперта накрепко. Именно через эту дверь волкодава впустили в сад.

— Погодите, — остановил я своего провожатого и присел на корточки, изучая грязь у подножия калитки.