Еретичка, ставшая святой. Две жизни Жанны д’Арк

Как ведьма Жанна д’Арк представала и в большинстве прочих негативных откликов, появившихся до начала процесса над ней[371]. Так, в письме, направленном Генриху VI в июле 1429 г., регент Франции герцог Бедфорд писал, что причиной всех бед, постигших английское войско под Орлеаном, был страх его солдат перед «ученицей и ищейкой дьявола (a disciple and lyme of the Feende) y называемой Девой, которая использует гнусные чары и колдовство (fais enchauntements and sorcerie)»[372]. В продолжении «Хроники Брута», созданном в 1430–1431 гг. о пленении девушки под Компьенем сообщалось: «И в этот самый день была схвачена колдунья Франции (the wycch offraunce), именуемая Девой»[373]. В сентябре 1430 г. в решении Генеральных штатов Нормандии о выделении англичанам средств на выкуп Жанны у герцога Бургундского она была названа «колдуньей (sorcière) и предводительницей войск дофина»[374].

В полном согласии с теорией Иоанна Солсберийского, противники Карла VII обвиняли его главную советчицу в том, что она — совершенно развратная особа, втершаяся к нему в доверие и колдовскими чарами завладевшая его вниманием[375]. В письме к Карлу в сентябре 1429 г. герцог Бедфорд заявлял, что победы французов добыты не силой оружия, но при помощи «испорченных и подверженных суевериям людей, особенно этой непристойной и уродливой женщины, которая одевается как мужчина и ведет развратный образ жизни»[376]. «Проституткой и ведьмой» (unа putana е incantatrixe), по сообщению анонимного информатора Антонио Морозини из Брюгге от 9 июля 1429 г., называли Жанну англичане во время снятия осады с Орлеана[377]. Эту информацию подтверждал в своем «Дневнике» и Парижский горожанин[378]. «Проституткой, переодетой девственницей» (meretrix quoque dicta puella) считал девушку и анонимный автор так называемого «Английского ответа» — отклика противников французов на стихотворное пророчество «Virgo puellaresy» созданное весной-летом 1429 г. и подтверждавшее Божественный характер миссии Девы[379].

Что касается упоминаний о сугубо еретических воззрениях Жанны, то в ранних свидетельствах о ее деяниях их встречается всего два. Одно из них содержится в письме Панкрацио Джустиниани, отправленном из Брюгге в Венецию 20 ноября 1429 г. В нем, в частности, сообщалось, что в ереси девушку якобы обвинил Парижский университет, обратившийся за официальным подтверждением своей позиции по данному вопросу в Рим[380]. По мнению Деборы Фрайоли, утверждение итальянского купца основывалась на его знакомстве с трактатом De mirabili victoria, который» он, как полагала исследовательница, посчитал ответом на действия, предпринятые бывшими коллегами Жана Жерсона[381]. Действительно, именно в этом письме Джустиниани не только упомянул о сочинении французского теолога, но приложил копию этого текста к своему посланию, высказав надежду, что его содержание заинтересует венецианского дожа и его окружение[382]. Однако, он нигде не указал, что трактат являлся реакцией Жерсона на обращение членов университета в Рим. Как мне представляется, ошибочная информация об обвинении Жанны в ереси столичными теологами, переданная Джустиниани, скорее могла быть откликом на «Ответ парижского клирика», автор которого так настаивал на подобном развитии событий.

Второе, не менее любопытное свидетельство того, что современники воспринимали Жанну не только как ведьму, но и как еретичку, содержится в письме о помиловании от 15 сентября 1429 г., выданном от имени Генриха VI нескольким жителям Абвиля, незаконно, с их точки зрения, заключенных в местную тюрьму за оскорбления, высказанные ими в адрес Девы. Они, в частности, публично заявляли, что «верить этой женщине нельзя» (ne devoit adjouster foy), a те, кто ей все же доверяют, — «глупцы и сочувствующие ереси» (folz et sentoient la persinée)[383].

Отсутствие ясного понимания того, кем следует считать Жанну д’Арк — ведьмой или еретичкой — которое прослеживается по откликам ее противников, лишний раз подтверждает гипотезу об определенной слабости доктрины discretio spirituum. Ее авторы, приложив максимум усилий для разработки принципов, согласно которым церковный суд мог вынести решение о Божественном характере откровений самопровозглашенного пророка или подтвердить святость того или иного претендента на канонизацию, значительно меньше внимания уделили второму возможному варианту развития событий, при котором человека признавали подверженным дьявольским иллюзиям.