– Разумно ли оставлять в руках противника столь хорошо укрепленный замок? Потом придется заплатить слишком дорогую цену, чтобы выбить их оттуда. Я понимаю, почему вы оставили замок нетронутым: подземный ход потом помог бы без труда отбить его. Но после нашего рейда орки непременно обнаружат эту тайную лазейку.
– Я удивился бы, если это было не так. Разумеется, они его обнаружат и замуруют. Но кто сказал, что он единственный? Не разрушайте замок. Когда придет время, мы найдем еще одну норку, ведущую вовнутрь.
– Хорошо.
Вот так и вышло, что егеря Жана появились в замке Брайт в буквальном смысле из-под земли. Несмотря на то что времени в распоряжении Андрея было не так много, благодаря подробной схеме замка, сделанной со слов барона, операцию удалось разработать детально, ну насколько это вообще возможно в сжатые сроки. Все заняло не больше двадцати минут, но орки все же сумели уничтожить пленников. В живых оставался только один, и по странному стечению обстоятельств это был архиепископ Игнатий, вернее, Папа Игнатий Второй.
В суровое время Собор принял решение избрать в качестве Папы того, кто всю свою жизнь положил на борьбу с еретиками и слугами сатаны, ибо кто, как не он, должен был лучше подойти для борьбы со слугами нечистого, заполонившими Царство Небесное? К чести Игнатия нужно заметить, что он всячески отказывался от избрания, но вовсе не потому, что боялся ответственности в это неспокойное время, а потому что осознавал: паства не столь воодушевленно воспримет избрание на такой высокий пост инквизитора. К инквизиции, несмотря на набожность людей, отношение было весьма неоднозначным и даже несколько враждебным. Но решение было принято практически единогласно, а потому ему ничего не оставалось, как принять волю Собора.
Но вот сделать что-либо на своем посту он не успел. Буквально после избрания в подземельях монастыря внезапно появились орки, которые быстро заполонили его и вырезали весь гарнизон.
Оркам не было известно о том, что он является главой Церкви, так как он еще не успел облачиться в папские одеяния, а пытаемые епископы никоим образом не указали на него – врагам вообще не удалось от них ничего добиться. Сначала на его глазах, как и на глазах других, пытали их соратников, потом подошел и его черед оказаться в руках заплечных дел мастеров, впрочем, их роль выполняли обычные солдаты. Как и остальные, единственное, что он себе позволил, – это молитвы, когда его разум не был затуманен нестерпимой болью.
Так уж вышло, что про него попросту забыли, оставив истерзанного священника в пыточной, располагавшейся в весьма просторной комнате, за одной из дверей того самого коридора. Сквозь затуманенное болью сознание он слышал, как орки убивали высшее духовенство, и плакал – он оплакивал не свою судьбу, он готов был принять смерть: он оплакивал судьбу своих соратников и готовился сам принять смерть. Но судьба его была иной.
Видя то, как стойко солдаты обороняют вход в подземелье, Андрей внутри возликовал, так как понял, что его опасениям не суждено сбыться: орки не выпустят никого из пленников. Бросая людей в атаку, он уже знал, что в эти мгновения орки убивают церковников. Нет, он не был кровожадным, но ситуация так сложилась, что либо он их, либо они его. Он, конечно, предпочел бы дать оркам побольше времени, чтобы они успели сделать свое грязное дело, но не мог позволить себе подобной роскоши, чтобы не возбудить подозрения, а потому он рвался в бой и торопил своих людей, мысленно молясь, чтобы орки все же оказались достаточно расторопными. Новак понял, что он победил, когда заметил, как из подземелья выбежали четыре орка, один из которых был старшим офицером.
Андрей намеренно не спускался в подземелье сам, предоставив эту возможность своим людям. Каково же было его удивление, когда среди десятков тел, извлеченных наверх, на свет явился израненный, явно после пыток, архиепископ Игнатий: тогда он еще не знал, что ему удалось спасти Папу. Увидев, кого именно ему удалось спасти, Андрей заскрежетал зубами. Все напрасно. Сотни жизней, раскол среди людей – и все это напрасно. Он уже устал от груза ответственности: каждый день гибли или угонялись в рабство сотни людей, и каждая жизнь, каждая незавидная судьба ложилась на его плечи неподъемным грузом. Сколько еще людей должно погибнуть, чтобы он мог купить себе безопасность и жить без оглядки? Он уже хотел выпустить наружу эпидемию и наконец покончить со вторжением, когда вдруг осознал, что по сути ничего не изменилось, потому что Игнатий один стоил всего Синода.