Еретик. Книга 3

– Но ведь она ничего такого не делала! – убежденно, лишенным страха голосом возразила Элиза. – Моя сестра была невинна душой и телом. Она за всю жизнь не обидела ни одного живого существа и никому не желала зла. Она была скромна и безобидна. Неужели лишь то, что по ночам мы танцевали, обмениваясь жизненной силой с лесом и луной, делились пищей с лесными духами, оставляя ее на пнях и в дуплах деревьев, праздновали движение солнца по небу и смену времен года — это повод для казни? Тогда почему многие негодяи ходят по земле, грабят, насилуют, убивают, обманывают, обижают людей вокруг себя и остаются безнаказанными? Вы находите это справедливым? – В ее тоне зазвенела злость, которую она не смогла скрыть. Мгновение спустя Элиза устрашилась собственного осмелевшего взгляда, которым прожгла собеседника, и опустила глаза.

К собственному удивлению, Лоран не счел нужным ставить на место осмелевшую женщину, которая, по сути, была его арестанткой. Вместо этого он сказал то, что на самом деле думал, но долго не решался озвучить:

– Нет, дитя мое. Я не считаю это справедливым. Очень многое в мире кажется мне несправедливым, в том числе и то, что делал или велел делать другим я сам. Иногда мы просто не можем поступать так, как на самом деле считаем нужным, какой бы видимой властью ни обладали. Но как бы там ни было, мне жаль. Мне жаль, что так вышло с твоей сестрой. Будь моя воля, я не желал бы ей такой участи. Если бы она не стала упорствовать в своих убеждениях, я бы отослал ее в монастырь, где добрые женщины обучили ее христианской вере. Но уж точно я не стал бы приговаривать ее к смерти.

– А Вивьен? – Элиза посмотрела на него странным оценивающим взглядом, как будто хотела разгадать, что он на самом деле думает. – Его пытали за любознательность. Казнили за дружбу с Анселем и, сами того не зная, за любовь ко мне.

– Вивьена казнили не за любовь и дружбу, а за признание в ереси, – строго сказал епископ, но тут же вздохнул. – И вновь, будь моя воля, я бы с ним так не поступил. Поэтому позволил Ренару облегчить его участь.

Элиза продолжала внимательно смотреть на него, словно в ожидании чего-то. Лоран и сам не понимал, почему решил отвечать на вопросы этой женщины и раскрывать перед ней свои помыслы. Возможно, виной тому была ее беззащитность перед ним и искренний интерес, с которым она обращалась к нему, несмотря на обстоятельства.

– Я знаю, о чем еще ты, наверняка, хочешь услышать. Заслужили ли свое наказание люди в Кантелё? Что ж… катарская ересь, которую они распространяли, безусловно, опасна – ты и сама видела, к чему приводит следование ей. Но желал ли я смерти графу Гийому? Нет. Он был повинен в своих греховных сомнениях, но сомнения можно разрешать другими способами – и в правильную сторону. Ансель же не оставил мне этой возможности. После того дня я молился Господу о спасении душ всех казненных и убитых в Кантелё. – Он качнул головой и вдруг добавил: – Я знаю, это место было твоим домом. Мне жаль, что я его разрушил. Глядя на тебя, я не понимаю, как ты можешь не ненавидеть меня за это. Или это страх побуждает тебя скрывать ненависть?

Элиза покачала головой:

– Я сама не знаю, отчего не виню вас во всем случившемся. Но я действительно не виню.

Несколько мгновений прошло в тишине. Затем Элиза вздохнула.

– Вы делаете сейчас то же, что я, – горько усмехнулась она. – Подводите итог, верно? Ренар говорил мне… только вчера, – она болезненно зажмурилась, – что вас хотят сместить с поста епископа и заменить кем-то другим.

– Верно, – вздохнул Лоран. – И ты права. Я подвожу итог этой истории.

– И каков он?

– Я хочу сначала услышать твои выводы.

Элиза сжала кулаки.

– Какие это могут быть выводы, Ваше Преосвященство? Я потеряла всех, кого любила. И как? – Болезненная усмешка исказила ее лицо. – Рени казнили просто потому, что ваш архиепископ не любит колдуний. Вивьен и Гийом пострадали за любознательность и то, что им был интересен Ансель. Ренар погиб… да просто ни за что! А вас хотят наказать за одно то, что вы старались быть справедливым и иногда проявляли милосердие! – Элиза вдруг всхлипнула, голос ее вновь зазвучал на грани крика. – А я… я ведь тоже умру. За то, что очень сильно любила, и за то, что остановила того, кто убивал моих близких. И за, – она усмехнулась сквозь слезы, – танцы у костра. Воистину, вы правы, мне тоже многое в мире кажется несправедливым!

Епископ молчал. Уже в который раз за эту долгую ночь ему нечего было возразить.

– Как я умру? – спросила Элиза. – Меня сожгут, повесят, обезглавят? Что полагается за колдовство и убийство? Что вы со мной сделаете?

Лоран вздрогнул. На ум пришли слова, которые он слышал множество лет назад. Они были другими, но наполнили его душу схожим замогильным холодом неизбежности.

«Ты будешь свидетельствовать против меня, Кантильен?»

В его взгляде отразилась неподдельная скорбь. Поднявшись с кресла, он развернулся к окну, сложил за спиной руки, и задумчиво вгляделся во тьму за стеклом.