Эригена

— Я был не согласен с другим, — сказал брат Ансельм. — Более важным, чем данная частность. Брат Иоанн верил, что всё произошло одномоментно: рождение времени и места, сотворение небес, ангелов, тверди земной и тварей неразумных, сотворение человека и его грехопадение, всё произошло сразу, как вспышка света из мрака, а ветхозаветный Шестоднев лишь поэтическая метафора, призванная доходчиво объяснить простодушным людям Божественное волеизъявление.

— Ты считаешь, что это ересь?

— Моей компетенции недостаточно, чтобы обвинять в ереси, — сказал брат Ансельм. — Кроме того, я не книжник, мои скудные знания несравнимы с тем багажом, которым владел Иоанн Скотт. Я знаю другое — искать в Священном Писании тайный смысл нелепо, надо верить букве Его, оно изречено для всех, то есть для тех самых простодушных людей, к которым отношу и себя. Парадокс учёности: брат Иоанн уподобил себя язычникам римлянам, которые назвали Сатану именем первой утренней звезды — Люцифером.

— Что было на следующее утро? — спросил я.

— Брат Иоанн не вышел к рассветной молитве, я, брат Улферт, ещё двое братьев, зашли в его келью. Иоанн Скотт лежал на спине на постели, руки были сложены вместе. Я проверил пульс. Пульса не было.

— Может быть, ты видел кровоподтёки, следы ударов, уколов или удушья? — спросил я.

— Тело было без повреждений, — сказал брат Ансельм. — Мы внимательно осмотрели его, когда омывали.

— В таком случае, кто же сложил его руки на груди?

— Видимо, тот, кому он служил.

— Зачем дьяволу складывать Эригене руки? — сказал я. — Ты ведь на это намекаешь, брат Ансельм.

— Он не служил дьяволу, — сказал брат Ансельм. — Он служил исключительно собственному уму, искренне веруя в то, что через него проявляется Божественный Разум. Дьявол для него был мелок и неинтересен, он сказал мне однажды, что лукавый это была не слишком удачная шутка Бога перед тем, как окончательно бросить человечество на произвол судьбы.

— Прости, брат Ансельм, — сказал я. — Я понимаю, что богословские споры требуют преуспеяния в фигуральных выражениях, но меня интересует конкретный факт: руки умершего, как ты заверяешь, во сне, не могли сложиться сами по себе.

— Эригена всегда говорил, что не знает, зачем Бог создал человека, и негоже и бессмысленно об этом рассуждать. Но, сдаётся мне, что втайне он всегда искал ответ на этот вопрос. Перед смертью Бог улыбнулся и простил его.

— Ясно, — сказал я. — Я хочу поговорить с братом Улфертом.

— Я позову, — сказал брат Ансельм и вышел из кельи.

Я сел за стол покойного аббата. Пока подтверждалось одно, Эригена производил на окружающих неизгладимое впечатление, зачастую негативное, и настолько сильное, что оно вполне могло спровоцировать проявление необузданных страстей. Как вспышка света во мраке, подумал я, появился в этом мире внезапно и также неожиданно угас.

Брат Тегван оказался недалёк от истины. Брат Улферт походил на монаха также как я на римскую гетеру.

— Ты давно в Малмсбери? — спросил я.

— Полтора года.

— В каком аббатстве служил прежде?

— В нескольких, — уклончиво ответил брат Улферт. — Четыре года до переезда на остров жил в монастыре святого Пруденция[29] в Труа. Входил в число тех братьев, что по поручению архиепископа Гинкмара разбирали архив покойного Пруденция.

— Пользуешься доверием реймсского архиепископа?

— Я всегда выполняю порученное мне дело и не задаю глупых вопросов.

— Честный ответ солдата, — насмешливо произнёс я.

— Я и был солдатом, — сказал брат Улферт. — На войне с саксами меня пронзили насквозь копьем и, когда кровь текла из тела ручьём, я увидел огненного серафима — такого, как он описан у Дионисия Ареопагита — о шести крылах и с горящими очами. Я выжил и с тех пор служу Господу нашему.

— Похвальное стремление. Ты мне покажешь как-нибудь след от той страшной раны на груди и на спине?

— Божьей волей она затянулась так, — сказал брат Улферт, — что не осталось и шрама.

— Удивительно. «Circatores» ты тоже стал по желанию явленного тебе серафима?

— Нет, по поручению архиепископа Гинкмара, — толстые губы брата Ульферта скривились в ухмылке. — Я не обязан отчитываться перед тобой, уважаемый визитатор архиепископа Кентерберийского.

— Напомню тебе, уважаемый брат Улферт, что Его Высокопреосвященство архиепископ Кентерберийский не подчиняется архиепископу Реймсскому, они равновелики по чину. В моих же правах обратиться к королевским властям с требованием арестовать тебя по подозрению в убийстве.

— Я не убивал Иоанна Скотта, — сказал брат Улферт. — Более того, я не стал бы убивать его, даже если бы мне приказали. Я его любил.

— Я слышал о том, что бывают охотники, которые любят дичь, которую убивают.