Читаем Эригена полностью

— Несколько месяцев назад, между келарем братом Ансельмом и братом Улфертом, он единственный чужак среди наших, фриз из Австразии[23], был назначен в монастырь в тот же год, что и Иоанн Скотт. Я почти не сомневаюсь, что брат Улферт «circatores»[24].

— Если ты прав, он не слишком удачно выполнял свои обязанности, — заметил я.

— Или напротив, — туманно ответил брат Тегван. — Сначала меня смутило то, что брат Улферт зачастил в библиотеку, раньше за ним такого греха не водилось. Читал он всё время одну и ту же книгу «О граде Божьем» блаженного Августина. Когда ты его увидишь, поймёшь, почему я насторожился. Здоровенный фризский неотёсанный мужлан, странно, что грамотный, удивительно, как он монахом оказался, такому боевой топор сподручнее, чем кадило.

— Пути Господни неисповедимы, — жёстко сказал я. — Каждый по-разному приходит к пониманию бога. Напомню также, что волк обычно скрывается под личиной овечки. Следить за братьями во Христе исподтишка не слишком достойное занятие для почтенного монастырского библиотекаря, не находишь, брат Тегван?

— А что мне оставалось делать? — возразил он. — Я чувствовал, что с появлением этого брата Улферта готовится что-то нехорошее. И я не ошибся. Они разговаривали за дровяницей, она находится позади кухни, я растапливал свиной жир, чтобы смазывать пергаментные куски для большей упругости, до обеденной трапезы ещё было долго, братья полагали, что на кухне никого нет.

— Этого скота Скотта не остановить, — сказал брат Ансельм. — Я ведь притворяюсь его другом, он мне читает главы из своего сочинения «Перифюсеон». Бесовская сила водит его рукой, дорогой брат. Он рассыпает похвалы блаженному Августину, а на деле камня на камне не оставляет от учения великого Гиппонца[25]. Бог, видите ли, прост, между Божественным Откровением и разумом нет противоречия. Чтобы приблизиться к заветным тайнам мироздания, не надо ничего, кроме насущного желания и острого ума. Но если всё так элементарно, получается, что церковь нужна только для глупцов.

— Соглашусь с тобой, дорогой брат, — произнёс брат Улферт. — Это ересь, заумная, книжная, но от того не менее опасная. Однако ты ведь знаешь о том почтении, какое имеет Эригена среди королей и у Его Святейшества. Я могу донести, но вряд ли моё скромное письмо возымеет должное действие. Многие полагают, что Иоанн Скотт находится в том возрасте, когда проблема разрешится сама по себе.

— К сожаленью, он не затворник, — сказал брат Ансельм. — Его слушают, его пустые мысли повторяют, этот простачок брат Тегван усердно пишет целыми днями в библиотеке. Что он пишет, может быть, копирует труды Эригены?

— Брат Тегван не так прост, как кажется на первый взгляд, — сказал брат Улферт. — Он похвалился мне, что мечтает написать хронику англо-саксонских королей.

— Этого только не хватало, — сказал брат Ансельм. — Чтобы имя Эригены осталось в веках. Я знаю, ты не зря назначен к нам, дорогой брат, донеси, куда следует, что ересь буйным цветом цветёт в тихом английском болоте.

— И всё, — разочарованно произнёс я. — Желание очернить никак нельзя назвать благонравным, но при чём здесь убийство?

— Я не знаю, — хмуро сказал брат Тегван. — Я знаю лишь, что когда уходил в Гластонбери, Иоанн Скотт был здоров и спокоен духом, а когда вернулся, он был мёртв.

— Скажи, пожалуйста, ты рассказал аббату о подслушанном разговоре?

— Нет, я побоялся, что он отругает меня. Он и сам хорошо понимал, в каком окружении пребывает. И жаловаться епископу ему формально было не на что. И бежать некуда.

— Ладно, спорить не буду, — сказал я. — Пойдём в аббатство, нас, наверняка, уже заметили, решат, что замышляем что-то недоброе. У вас, как я понимаю, это принято.

Ворота открыл высокий худой монах с многочисленными следами оспы на лице.

— Рад видеть визитатора Его Высокопреосвященства, — нарочито громко сказал он, как бы отвечая на вопросы собратьев о тех двух людях, что больше часа сидели на холме перед аббатством. «Не скрывает, что готовились», — подумал я.

— Ансельм, келарь монастырский. С возвращением в родную обитель, брат Тегван, — он небрежно кивнул в его сторону. — Дорога была спокойной?

— Бог миловал, — сказал я. — Происшествий не было.

— Слава Вседержителю. Вы вовремя пришли, как раз к обеденной трапезе. Вкусим, а после, полагаю, почтенному визитатору хотелось бы отдохнуть после долгой дороги. Мы подготовили гостевую келью, — лицо брата Ансельма излучало полную уверенность в себе. — Темнеет уже рано.

— Не буду нарушать ваш распорядок, — сказал я. — Ты прав, брат Ансельм, утро вечера мудренее.

Отобедав варёными пастернаками и «Karpie»[26], я с наслаждением закрылся в назначенной мне келье.

Признаться, за время пути из Оксфорда я устал от общества брата Тегвана. Как хорошо известно Его Высокопреосвященству, я не раз выполнял щекотливые поручения епископской кафедры и поэтому глаз на людские пороки у меня намётанный. Брат Тегван, вне всякого сомнения, человек нервный, мнительный, не способный обуздывать собственные фантазии, возможно, из-за того, что больше общается с книгами, нежели с людьми.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза