Биографические подробности этих лет были весьма драматичными; «Сократ» появился в особенно напряженный период изменений в личной жизни Сати. Речь идет не только об изматывающем судебном процессе, затеянном Пуэгом. В марте 1918 года, как раз после окончания процесса, умирает Дебюсси. Сати прервал более чем тридцатилетнее общение с Дебюсси после того, как последний раскритиковал музыку балета «Парад» во время репетиции. Сати писал об этом: «злая насмешка – и на репетиции тоже! Непереносимо все же!»[172] Вопреки обыкновению Сати смягчился и пошел на попятную, когда стало ясно, что конец Дебюсси близок; как он говорил Прюньеру в апреле: «Я написал ему, к счастью для меня, за несколько дней до его смерти. Зная, что он обречен, я не хотел, чтобы мы оставались врагами. Мой бедный друг! Какой грустный конец! Теперь-то люди поймут, что у него был огромный талант. Но это жизнь!»[173] Практически в то же самое время, вечером 13 марта, Сати чудом выжил под немецкой бомбардировкой Парижа; как он писал Ролан-Манюэлю: «Снаряды били чудовищно близко от меня! Люди погибли, но меня не задело. Повезло, да?»[174] Блез Сандрар, случайно оказавшийся неподалеку, тоже вспоминает:
Вечером, когда случилась бомбардировка, в 1918 году, я увидел человека, лежащего у подножья обелиска на площади Согласия. Я склонился над ним, думая, что он мертв. Это был мой старый друг Сати. «Что вы здесь делаете?» – спросил я его. Он ответил: «Я знаю, это странно, что я не в бомбоубежище. Но, черт возьми, начался налет, и я подумал, что спрятался. В общем, я сочиняю музыку для обелиска[175].
Эту музыку Сати так и не сочинил.
Несколько недель спустя Кокто опубликовал свой манифест, посвященный французской музыке – «Петух и Арлекин», где Сати, как мы уже видели, был назван иконой современности. Но даже эта книга не сильно улучшила настроение Сати. В августе, без денег и друзей, разъехавшихся на каникулы, Сати в отчаянии пишет Валентине Гросс:
Я слишком страдаю. Мне кажется, я проклят. Эта жизнь попрошайки наполняет меня отвращением. Я ищу работу, любую, хоть что-нибудь. Плевать я хотел на искусство: я пережил с ним столько «измен» ‹…› Я готов даже быть чернорабочим. Посмотрите, что вы можете для меня сделать, как можно быстрее; я на грани и не могу больше ждать. Искусство? Уже больше месяца я не пишу ни единой ноты. У меня нет идей и я не хочу никаких идей. Итак?[176]
Гросс не нашла никакой работы для Сати, но сумела организовать финансовую помощь в размере тысячи франков от анонимного благодетеля. Это, несомненно, было очень кстати, так как композитор сумел продержаться до начала 1919 года, когда Дягилев заказал ему переделку партитуры балета «Парад» перед предполагаемым возобновлением балета в 1920 году. Сати также вернулся к композиции, закончив «Ноктюрны» и «Три слоеные пьески» для оркестра мюзик-холла. Кроме того, он с удивлением обнаружил, что художественное движение дада и его лидеры Тристан Тцара и Франсис Пикабиа сделали балет «Парад» своей эмблемой.
Финансовое положение Сати упрочилось в 1920 году. Подъем начался в марте, когда состоялась премьера «меблировочных» пьес Сати, теперь широко известных под названием «Меблировочная музыка». Первая из этих новаторских композиций, законченная в 1917 году, была использована Сати в «Сократе», вторая стояла несколько особняком и имела подзаголовок «индустриальные звуки». Концепция обеих пьес была абсолютно радикальна: как указывал сам композитор в нотах (неопубликованных), он намеревался написать «меблировочный дивертисмент», который заменит собой «вальсы» и «оперные фантазии». «Не дайте сбить себя с толку! Это совсем другое! Больше никакой “фальшивой” музыки ‹…› Меблировочная музыка заполняет дом ‹…› это новинка; она не расстраивает клиентов; от нее не устаешь; она французская; не снашивается; и не скучная».