Эрих и школьная радиостудия

— Пильц еще никогда никого не выставлял. Встретимся в четыре часа на Николаиплац, — ладно?

Пильц жил в большом многоэтажном доме на Любекерштрассе, наверху, под самой крышей. Дети поднялись на пятый этаж и очутились перед дверью, к которой была приколота кнопками простая карточка с надписью: «Петер Пауль Пильц». Ханна громко фыркнула, прочитав эту надпись.

Подождав, пока Ханна успокоилась, они постучали. Через некоторое время послышались шаги, дверь распахнулась.

— Будь готов! — приветствовали они, подняв руку.

— Всегда готов! — ответил учитель и добродушно поглядел сверху вниз на четверых ребят, которые смущенно стояли перед ним, возили ногами по площадке и подталкивали друг друга.

— Давайте, давайте заходите! — весело воскликнул Пильц.

Ханна первая переступила через порог.

Квартира состояла из двух комнат. Одна была удивительно мала: в ней помещались только кровать, ночной столик и узкий платяной шкаф; другая — непомерно велика: она служила жилой и рабочей комнатой одновременно и, вероятно, кухней тоже, потому что в углу, за яркой занавеской, гудел чайник. Комната казалась еще больше оттого, что была почти пуста. Мебель стояла вдоль стен, середина комнаты оставалась свободной. Когда Пильца волновали какие-то мысли, он тоже бегал взад и вперед, как Бруммерт. Три широких окна пропускали в комнату много света и воздуха; они были распахнуты настежь. Перед окнами стоял большой рабочий стол, заваленный стопками книг и тетрадями, — учитель, по-видимому, готовился к завтрашнему уроку. Напротив дверей стоял гигантский книжный шкаф, битком набитый книгами, брошюрами и журналами.

Но дети не стали все это рассматривать; взгляды их были прикованы к множеству картин, развешанных по стенам. Значит, это и есть те «необыкновенные, просто сногсшибательные» картины, о которых они знали понаслышке. Тут висели рядом холсты и акварели, рисунки углем и карандашом, гравюры на цинке и на дереве. Дети, преисполненные почтения, подошли поближе.

Учитель, улыбаясь, наблюдал за ними, а потом скрылся за занавеской, потому что чайник начал угрожающе бурлить.

— Не хотят ли гости выпить чашечку чаю? — осведомился он, выйдя из-за занавески.

Но гости не слышали его. Они ходили вдоль стен и разглядывали картины.

— Вы это все сами нарисовали? — спросил Хельмут.

— Бо́льшую часть. Остальные принадлежат кисти друзей и собратьев.

— Где эт-то мест-то? — осведомился Петер, указывая на большую и чрезвычайно пеструю картину, изображавшую белые дома под неправдоподобно синим небом.

— Это Алжир, в Северной Африке. Я был интернирован там некоторое время, когда шла война.

— А вот эти места я знаю! — возбужденно воскликнула Ханна. — Это Крым. В «Иллюстрирте Рундшау» были недавно фотографии. Верно я угадала?

Пильц кивнул, довольный.

— В-вы были в С-советском Союзе? — взволнованно спросил Петер.

Дети глядели на учителя широко раскрытыми глазами, словно перед ними стоял совершенно незнакомый человек.

— Да. Перед войной я полгода ездил по югу Советского Союза, изучал его, там и писал эти картины. Вот это берег Черного моря у Ялты. Вон там бухта Новороссийска. Это чеченка в старинном национальном костюме. А это группа путешественников возле Куры, в Тбилиси, столице Грузии.

— Вы д-должны об-бязательно рас-сказать нам все, все, — проговорил, заикаясь, восхищенный Петер.

— А это — это женщина из Тбилиси? — спросила Ханна, указывая на портрет красивой черноглазой женщины, изображенной в натуральную величину; на ее тяжелые темные волосы был наброшен пестрый платок.

В глазах учителя мелькнула на миг какая-то боль. Одна лишь Ханна заметила ее; внезапная мысль вынудила ее спросить, запинаясь: «Это ваша… жена?»

Пильц кивнул.

— Она… умерла? — робко спросила Ханна и прошептала: — Она такая красивая…

— А тут вы, господин Пильц, да? — воскликнула Ирма, стоявшая у противоположной стены. — У вас уже тогда была эта самая шляпа, которую вы теперь носите?

Пильц захлопал в ладоши.

— Ребята, чай остынет. Прошу к столу.

— Стола-то здесь нет, — сказала Ирма.

— Знаешь что, — сегодня, ради торжественного случая, мы возьмем самый большой стол. Тащите подушки и садитесь на ковер. Ирма принесет чашки, Ханна будет разливать чай, Петер — разносить печенье, а Хельмут…

— …б-будет усердно есть и п-пить! — смеясь, докончил Петер.

Чаепитие получилось очень веселым.

— Вы и теперь рисуете? — спросил Хельмут.

— Очень редко. Учитель и художник — вот две профессии, которые требуют человека целиком, если он хочет чего-либо достичь.

— Жаль! — сказала Ханна и снова взглянула на портрет красивой черноглазой женщины.

— Что ж, я могу повесить учителя на гвоздик и снова стать художником, если вы этого хотите.

— Нет, нет! — хором закричали ребята. И потребовали, чтобы Пильц им обо всем рассказал.