Вот у нас был такой случай в школе: когда там работали маляры, один ученик стащил банку м-масляной краски, — хотел выкрасить свой загон для кроликов. Мы его поймали с поличным и заставили объясниться. А он удивился, что нас это разозлило, и заявил, что нам, мол, не к чему так на это реагировать. И знаете, что он еще рассказал? Его отец почти каждый день приносит что-нибудь с работы домой — то связку досок, то пакетик гвоздей, то новые клещи. Это, мол, народная собственность и потому принадлежит всем, — так считает его отец. Нам пришлось довольно долго разговаривать с этим мальчишкой, пока он не понял, что ошибался. Если вещь принадлежит всем, нельзя, чтобы ею пользовался только один человек. Конечно, надо было бы поговорить с его отцом, да только он просто выгнал бы нас вон, мы ведь еще не взрослые. Вот видите, разве нам не важно еще в школе научиться понимать, что мы должны отвечать за народную собственность? За один день этому не научишься, конечно, ошибки бывают, я по себе знаю. — Петер покраснел, но храбро продолжал. — Я, например, д-должен хранить нашу б-библиотеку, но ин-ногда забываю вынуть к-ключ из шкафа. И вот теперь у м-меня не хватает т-трех книг. Значит, я п-плохо работал, злоупотреблял д-доверием других пионеров. За это я д-должен отвечать перед сбором дружины. А они уж т-так нал-летят на меня, что в другой раз я н-наверняка буду вним-мательнее.
— Хм-да, — сказал господин Хаане.
Он еще часто говорил «хм-да» в этот вечер, и когда четверо друзей ушли, погладил по голове Маргот, которая все время сидела молча, только глаза у нее блестели.
— Тебе очень хочется стать пионеркой, да? — спросил отец.
— Да, папочка, — тихо произнесла она и посмотрела на него с надеждой во взгляде.
— Хм-да, — задумчиво буркнул господин Хаане и после недолгого молчания добавил: — Вреда это, собственно, никакого принести не может. Хм. Ну, мы еще поговорим с тобой…
Поздно вечером, когда Маргот уже давно спала и, может быть, видела во сне голубой галстук[7]
, господин Хаане еще раз зашел в свой магазинчик. Он не спеша зажег свет, направился, после некоторого колебания, к шкафу с радиодеталями и в раздумье уставился на его дверцу, затем открыл ее и стал шарить в нижнем ящике. Когда он выпрямился, у него на ладони лежала микрофонная мембрана…А в это время Петушок беспокойно ворочался в постели и никак не мог уснуть. Ему пришло в голову, что он обманул комиссара полиции, — ведь он же не был во вторник в радиостудии в течение всего промежутка времени от девяти до десяти часов.
В восемь часов утра каждый день, кроме воскресенья и праздников, госпожа Зелл, разносчица газет, забирала свою пачку и отправлялась в путь по участку. Ей приходилось ежедневно подниматься по множеству лестниц, потому что в ее участок входили большие жилые дома на Любекерштрассе. Но госпожа Зелл была очень расторопна и очень точна. В нижней части Любекерштрассе, куда госпожа Зелл приходила позднее, домашние хозяйки проверяли по ней время, как по часам, и, как только газета, шурша, падала через скважину в почтовый ящик, ставили кастрюли на плиту.
Каждое утро, ровно без четверти десять, госпожа Зелл открывала дверь в магазин господина Хаане и бросала на стол свежий номер «Голоса народа». Господин Хаане прерывал на несколько минут работу и бегло просматривал газету. Он прочитывал внимательно только хозяйственные новости и последние инструкции, обычно помещавшиеся слева, в отделе объявлений; все остальное он откладывал па обеденный перерыв.
В это утро, однако, в газете была заметка, для которой он сделал исключение: