Эринии

— Догадываешься, что у него в третьей штанине? За щедрое вознаграждение он показывает это «что-то» дамам. Некоторые, говорят, теряют сознание, увидев такое, но другие тайком договариваются с этим ублюдком и пользуются его услугами.

В третьей комнате вовсю рычал могучий великан. Он был одет в тунику и обут в сандалии, ремешки которых обвивались вокруг его покрытых струпьями икр. Борода и густые черные волосы покрывали почти все лицо, с которого зыркали круглые обезьяньи глаза.

— Этот рядится в гладиатора, — вел дальше Попельский, — а когда это подобие зрителям надоест, то превращается в Кинг-Конга. В своей второй роли он становится пожирателем живых змей. За дополнительную плату он съест на твоих глазах живую гадюку или проглотит целого ужа! Взгляни только. — Показал на покрытые белыми личинками куски змеиной кожи, что валялись вокруг. — А сейчас увидишь самое худшее. И помни, что я все время держу тебя под прицелом. Одно неверное движение — и будешь хромать до конца жизни.

В четвертой комнате сидел Стасьо. Он был привязан к стулу толстой веревкой. Руки были обездвижены вдоль туловища. Смотрел на людей перед собой. Свет преломлялся на его обезображенной голове и не отражался от потемневших глаз, которых совсем не было заметно во впадинах. Были похожи на две черные пропасти, вырезанные на узловатой голове.

Гарига кинулся к парню и начал развязывать веревку.

Попельский схватил кнут, что стоял у стены шатра, и громко щелкнул ним. Стасьо вздрогнул в отцовских объятиях.

Комиссар снова щелкнул. Парень аж подскочил.

— Дамы и господа! — крикнул Попельский, словно цирковой конферансье. — Перед вами новая диковинка, которая сейчас будет танцевать танец святого Вита! Один удар кнута — одно танцевальное па!

Хлестал кнутом, судороги пробегали по детскому телу, отец дрожащими руками пытался распутать морской узел веревки.

— Танцуй, чертово отродье! — орал Попельский и щелкнул кнутом. — Танцуй, а толпа сойдет с ума от радости! Дергайся, и толпа взвоет! А вечером получишь вознаграждение — черную яму бабы-мужика!

Гарига отвязал сына и прижал его к груди.

— Сядешь в тюрьму за скупку краденого, — шипел Попельский в ухо находящемуся в ужасе отцу. — А твой сын останется один. Тогда я позвоню пану директору. И вскоре после моего звонка Стасьо попадет в чудовища и станет отрадой для жирного недомерка.

Гарига не отзывался. Продолжал обнимать сына, а мышцы подергивались на его лице.

— Понимаешь, ты, большевистская каналья? — Комиссар был такой разъяренный, что замахнулся кнутом на коммивояжера. — Понимаешь, что твой сынок, твой больной сынок станет страшилищем?

Стасьо перестал дрожать. Легонько отстранил отца и улыбнулся Попельскому.

— Сынок, сынок, — проговорил он каким-то странным писклявым голоском. — Где сынок? Где есть сынок? Я хочу к сынку! Я играть с сынком!

Тогда Бернард Гарига разрыдался. Попельский бросил кнут и подошел к несчастному отцу. Положил руку ему на плечо.

— Ирод Агриппа? — спросил он.

— Тадеуш Шалаховский, — ответил Гарига, не глядя на Попельского. — А его сынок — это Анджей Шалаховский. Живет на Собеского, 15.

Отец обернулся и плюнул комиссару в лицо. Тот приподнялся, вытер слюну носовым платком, пахнущим ливанским одеколоном и украшенным старательно вышитой монограммой, а потом выбросил платок на кучу мусора.

Францишек Войцеховский смотрел на все это расширенными зрачками. К комиссару Попельскому он больше не чувствовал ни крохи уважения.

XXII

На улице Собеского появился экипаж, а за ним — «шевроле». Остановились возле номера 15. Это был обычный дом, каких много в окрестностях Рынка.

Попельский отвернулся от дома и наблюдал, как Бернард Гарига будит Стася. Через минуту отец и сын вышли из экипажа и подошли к воротам дома. Первый избегал взгляда комиссара, второй, придя в себя со сна, подпрыгивал и улыбался, ежесекундно показывая пальцем на дверь.

Комиссар нажал на звонок около входа. Через минуту сделал то же самое, а потом снова и снова. Давил на кнопку и ежесекундно прерывал звон.

— А что такое? Что такое? — Разгневанный голос дворника слышно было издалека. — Это что, горит? А подождите меня минутку!

— Криминальная полиция! Открывай!

Эта информация несомненно ускорила шаги дворника. Через несколько секунд он стоял у двери, открывал глазок и мерил взглядом троих мужчин, что стояли под дверью. Увидев Гаригу и Стася, он весело засмеялся, но вид полицейского значка заставил его посерьезнеть и немедленно открыть дверь.

— Обыск, — сказал Попельский. — Ведите нас! Прямо в квартиру Шалаховского.

— А он в четверг выехал, как раз я комнату побелил, — сказал дворник и протянул руку отцу и сыну. — Добрый вечер, пан Гарига.

— Добрый вечер, пан Доминяк.

— Чего так поздно, что случилось, пан Гарига? — громким шепотом спросил дворник.

— А ты молчи, если не спрашивают, — грозно буркнул Попельский. — А теперь не мешай и иди спать!

— Да беру лахи под пахи и уже меня тут нет, — ответил тот, оскорбленный этим приказом.

— Подожди-ка. — Попельский изменил решение. — Пойдешь с нами! Бери ключи! Покажи, парень, — обратился он к Стасю, — где жил сынок!