Эркюль Пуаро

Я открыл железнодорожный справочник, который уже раньше снял с полки.

– «Черстон, Девоншир, – прочел я, – 204¾ мили от Паддингтона. Население 656 человек». Городок-то не велик. Там убийцу наверняка заметят.

– Если даже так, все равно погибнет еще один человек, – ответил Пуаро. – Когда идет поезд? Мне кажется, по железной дороге мы доберемся туда скорее, чем в автомобиле.

– Есть поезд со спальным вагоном в полночь. Прибывает в Черстон в семь пятнадцать.

– С Паддингтонского вокзала?

– Да.

– Отправимся им, Гастингс.

– Едва ли вы успеете получить какие-либо известия до отъезда.

– Так ли уж важно, когда мы узнаем новости – сегодня вечером или завтра утром?

– Это верно.

Пуаро снова позвонил в Скотленд-Ярд, а я тем временем принялся укладывать чемодан.

Через несколько минут он вошел в спальню и спросил:

– Mais qu'est-ce que vous faites là?[32]

– Укладывал вещи, чтобы выгадать время.

– Vous éprouvez trop d'émotion[33], Гастингс. Это плохо влияет на ваш мозг и на ваши руки. Кто так складывает пальто? А что вы сделали с моей пижамой? Что с ней будет, если разобьется флакон с восстановителем для волос?

– Боже мой, Пуаро! – воскликнул я. – Тут вопрос о жизни и смерти! Не все ли равно, что случится с нашей одеждой!

– У вас нет чувства меры, Гастингс. Поезд отправится не раньше, чем положено по расписанию, а если мы испортим свою одежду, это ни в малейшей мере не поможет нам предотвратить убийство.

Он решительно отобрал у меня чемодан и сам принялся за укладку.

Пуаро сказал, что нам следует взять с собой письмо Эй-Би-Си и конверт. На вокзале нас встретит кто-нибудь из Скотленд-Ярда.

Первый, кого мы увидели на вокзале, был инспектор Кроум.

– Пока ничего нового, – ответил он на вопросительный взгляд Пуаро. – Вся полиция поднята на ноги. Все жители Черстона, чьи фамилии начинаются на букву «Си», предупреждены по телефону. Еще есть надежда. Где письмо?

Пуаро протянул ему письмо.

Кроум внимательно прочитал его и тихонько выругался:

– Вот проклятье! Кажется, сами звезды помогают этому негодяю!

– Не думаете ли вы, что он умышленно исказил адрес? – спросил я.

Кроум покачал головой.

– Нет. У него свои правила, пусть безумные, но он им следует. Предупредить вовремя – об этом он особенно заботится. Его характер сказывается в этом бахвальстве. Мне кажется... Знаете, я почти уверен, что этот субъект пьет виски «Уайт Хорс».

– Ah, c'est ingénieux, ça![34] – с невольным восхищением воскликнул Пуаро. – Он пишет письмо, а перед ним стоит бутылка...

– Вот именно, – продолжал Кроум, – нечто подобное время от времени случается с каждым: мы видим перед глазами какую-то надпись и бессознательно переписываем ее. Он начал писать «Уайт...» и вместо «хейвен» поставил «хорс».

Оказалось, что инспектор едет тем же поездом.

– Если нам так невероятно посчастливилось, что ничего еще не случилось, все равно надо ехать в Черстон. Преступник там или, по крайней мере, был там сегодня. Один из моих людей до самой минуты нашего отъезда будет ждать у телефона на случай, если поступят какие-нибудь известия.

Как раз в тот миг, когда поезд тронулся, мы увидели полисмена, бежавшего по перрону. Он догнал наш вагон и сказал что-то инспектору. Мы с Пуаро поспешили по коридору к купе Кроума.

– Есть новости, да? – спросил Пуаро.

– Самые скверные, – ровным голосом ответил инспектор. – Убит сэр Кармайкл Кларк[35]. Его нашли с проломанной головой.

Хотя имя сэра Кармайкла Кларка в настоящее время мало известно широкой публике, это был человек замечательный. В свое время он был одним из крупнейших специалистов по болезням горла. Уйдя на покой и обладая значительным состоянием, он мог предаться занятию, которое было главной его страстью на протяжении всей жизни: коллекционированию китайского фаянса и фарфора. Через несколько лет он получил от дяди крупное наследство, и это позволило ему еще шире развернуть свою деятельность. Сейчас он был обладателем одной из лучших коллекций китайского искусства. Сэр Кармайкл был женат, но не имел детей. Он жил в доме, который построил себе близ девонширского побережья. В Лондон приезжал очень редко, только тогда, когда представлялся случай приобрести ценную вещь для коллекции.

Не требовалось большого воображения, чтобы понять, что его гибель, последовавшая за убийством молодой и хорошенькой Бетти Барнард, даст газетам пищу для невероятной сенсации. То, что был август, то есть время затишья, когда репортеры особенно гонятся за интересным материалом, еще ухудшало дело.

– Отлично, – сказал Пуаро. – Широкая гласность, быть может, сделает то, чего не могли сделать усилия отдельных лиц. Отныне вся страна будет искать Эй-Би-Си.

– К сожалению, он этого и добивается, – возразил я.

– Верно, но все-таки на этом он может и сорваться. Подбодренный успехом, он может стать небрежным. На это я и надеюсь: удачи могут опьянить его.