– Очень хорошо понимаю, – подтвердил Пуаро. – И я с вами полностью согласен. Миссис Редферн не из тех женщин, которые способны потерять голову...
Он откинулся на спинку своего кресла и закрыл глаза, словно подбирая слова.
– Нет, – продолжал он, – я не представляю себе ее, одолеваемую бурей страстей, пришедшую в ужас от своей загубленной жизни, от безысходности... Я также не представляю себе ее, устремившую пламенеющий взор на ненавистное лицо... на белокожий затылок... сжимая кулаки до боли в ногтях, твердя себе, с каким наслаждением она вонзила бы их в эту плоть...
Он умолк.
Нервно ерзая на стуле, Линда спросила чуть дрожащим голосом:
– Это все? Я могу идти?
Вестон заверил ее, что вопросы кончены, поблагодарил, встал и проводил ее до двери.
Вернувшись к столу, он закурил и вздохнул.
– Ну и профессия же у нас! Не скрою от вас, что в течение всего этого допроса я чувствую себя самым распоследним хамом. Тоже мне, красивое занятие: выпытывать у девочки, что она знает об отношениях между ее отцом и мачехой! И я ведь сделал все, что мог, чтобы эта малышка надела веревку на шею своего отца. Чертова работа! А делать ее все же надо! Преступление остается преступлением, и этот ребенок может знать лучше всех что-то нам необходимое. Но несмотря на это, я, пожалуй, доволен, что ей оказалось нечего нам рассказать!
– Я так и думал, что это вас обрадует, – сказал Пуаро.
Вестон кашлянул, скрывая смущение, и продолжил:
– Я вам замечу, Пуаро, что вы немного переборщили с вашей историей о ногтях, которые вонзаются в тело! Разве можно вбивать этой девочке в голову подобные мысли?
– А? – откликнулся Пуаро с полуулыбкой. – Вы считаете, что я хотел вбить ей в голову какие-либо идеи?
– Но вы же это сделали.
Пуаро собрался было возразить, но Вестон перевел разговор на другую тему.
– В итоге, эта малышка не сообщила нам ничего нового, за исключением того, что у миссис Редферн есть более-менее твердое
– Есть более веские основания считать ее невиновной, – сказал Пуаро. – Я убежден, что она ни физически, ни морально не способна кого-либо удушить. Это противоречит ее спокойному, холодному темпераменту. Она может сильно любить, проявить привязанность, но ждать от нее страстного порыва или жеста, продиктованного гневом, невозможно. К тому же, как я уже вам говорил, у нее слишком маленькие и хрупкие руки.
– Я согласен с Пуаро, – заявил инспектор Колгейт. – Она безусловно вне игры. Доктор Нисден категоричен: Арлена Маршалл была задушена не просто руками, а настоящими лопатами.
– Что ж, – отозвался Вестон, – будем продолжать. Я думаю, что теперь мы можем заняться Редферном. Я надеюсь, что он уже оправился от своих эмоций...
Патрик Редферн уже вновь обрел свое обычное состояние. Он был немного бледен, но опять, согласно своему обыкновению, владел собой и казался совершенно спокойным.
– Вы Патрик Редферн, и вы проживаете по адресу: Кроссгейтс, Селдон, Принцес-Рисборо? – осведомился Вестон.
– Да.
– Давно ли вы были знакомы с миссис Маршалл?
Патрик заколебался.
– Три месяца.
– Капитан Маршалл сказал нам, что вы познакомились с миссис Маршалл случайно, встретились с ней на коктейле. Это верно?
– Да.
– Капитан Маршалл дал нам понять, что до приезда сюда вы и миссис Маршалл знали друг друга мало. Так ли это?
Патрик Редферн опять заколебался.
– Не совсем, – произнес он наконец. – По правде говоря, мы с мисс Маршалл довольно часто встречались.
– Без ведома капитана Маршалла?
Редферн слегка покраснел.
– Мне нечего вам сказать.
– А была ли миссис Редферн в курсе этих встреч? – живо заинтересовался Пуаро.
– Я ей, разумеется, сказал, что познакомился со знаменитой Арленой Стюарт.
– Я понимаю. – Голос Пуаро звучал миролюбиво, но настойчиво. – А сказали ли вы ей, что встречались с ней часто?
– Может быть, и нет...
Получив этот результат, Вестон взял допрос в свои руки.
– Договаривались ли вы с миссис Маршалл оба приехать сюда?
На этот раз Патрик не ответил и молчал довольно долго. Затем, после продолжительной внутренней борьбы, он решился:
– Рано или поздно это все равно станет известным, – тихо проговорил он. – Так что стараться вас обмануть бесполезно! Вы наверняка уже знаете, что я любил эту женщину. И когда я говорю «любил», это не то слово. Я ее обожал, я был от нее без ума... Она попросила меня приехать сюда. Сначала я противился этой идее... А потом согласился!.. Что я мог сделать? Попроси она меня о чем угодно, я бы повиновался! Сам знаю, что это глупо, но здесь ничего не изменишь!
– Цирцея, – вполголоса произнес Пуаро.