Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом

– Да, он притворился, будто он в ужасе, но это была часть его обычного притворства. Да и вообще, что ему, по-вашему, было делать: вскочить с места и кричать «Ура, наконец-то я буду чертовски богат!»?

– Но он мог разбогатеть лишь в том случае, если б леди Плейфорд скончалась раньше него, да и тогда наслаждаться богатством ему пришлось бы всего несколько недель или месяцев.

Клаудия расхохоталась:

– Так все-таки недель или месяцев? Вы, наверное, эксперт по болезни Брайта?

– Вовсе нет.

– Вот видите.

– Огорчение Скотчера, которое вы называете притворным, показалось мне ничуть не менее натуральным, чем огорчение любого человека, которое мне доводилось видеть в жизни, – сказал я.

– Разумеется, – согласилась Клаудия. – Вот почему мне жаль, что его больше нет с нами. Джозеф был волшебник!

– Хотите сказать, лгать было для него второй натурой?

– О нет, все не так просто. Ложь для всех – вторая натура… О, взгляните-ка – месье Пуаро здесь.

Я пригляделся: сквозь заросли боярышника сверху можно было различить поворот подъездной аллеи. Клаудия не ошиблась: Пуаро, инспектор Конри и Софи Бурлет вернулись из Баллигуртина.

– Джозеф действительно был настоящим чудом, – продолжала Клаудия. – Он околдовывал людей одними словами. Будь он сейчас здесь, в считаные минуты убедил бы вас в том, что вы не полицейский из Скотленд-Ярда, а, скажем, укротитель львов, сбежавший из бродячего цирка. Неудивительно, что мать влюбилась в него без памяти. Она ведь тоже живет в мире слов, знаете. А до Джозефа она не встречала никого, кто управлялся бы с ними так ловко, ей под стать.

– Вы знаете женщину по имени Айрис? – спросил я.

– Айрис Гиллоу? – тут же ответила она. – Или Айрис Морфет?

Я захлопал глазами.

– Вы знаете целых двух Айрис! До сих пор никто не мог назвать мне и одной…

– Значит, вы еще не спрашивали у Рэндла? – сказала Клаудия.

– Нет, пока нет.

– Понятно… Айрис Морфет и Айрис Гиллоу – одно лицо. Была одно лицо. Она умерла. Рэндл вам о ней расскажет. Я тоже могла бы, но это его история. И вы должны услышать ее от него самого. Смотрите, а вот и он! – Ее голос прозвучал так, словно сам Спаситель сходил к нам с небес, не более и не менее. Кимптон был еще далеко, но Клаудия, лишь завидев его фигуру, уже едва не прыгала от счастья.

– Что вы обо мне сейчас подумали? – Она взглянула на меня с подозрением. – Может быть, вам трудно поверить в то, что я действительно люблю Рэндла, видя, как я насмехаюсь над людьми и поношу их?

– Мне совсем нетрудно поверить, что вы любите его ровно настолько, насколько считаете нужным показать. Это заметно. Полагаю…

Клаудия склонила голову набок и почти улыбнулась.

– Вы что-то еще хотите спросить?

– Да, при нашей первой встрече вы упомянули, что доктор Кимптон завоевал вашу привязанность дважды.

– Да. А это не так легко.

– Могу себе представить.

– Ему и в первый раз понадобились годы. Я знала, что рано или поздно приму его ухаживания – ведь я обожала его с той минуты, как впервые услышала, – но мне не хотелось сдаваться слишком быстро; я боялась, что такая готовность с моей стороны может охладить его пыл. А пыл Рэндла – такого умного и целеустремленного мужчины – производит большое впечатление, особенно когда он вкладывает его без остатка в кампанию по завоеванию меня. – Ее улыбка погасла, сменившись более привычным выражением. – Разумеется, я должна была позволить ему добиться своего, и я позволила. Как вдруг пять – нет, почти шесть лет тому назад его поведение со мной заметно изменилось. Казалось, он утратил уверенность в себе – это было омерзительно! Уверенность в себе – основа основ характера такого человека, как Рэндл. Его душа. Без уверенности он не был мне нужен – для меня он как будто перестал быть собой, – и я обратилась к нему с прямым вопросом. «Что произошло?» – спросила я. Он сознался, что не уверен, хочет ли еще на мне жениться. Сомнения! – Клаудия помахала перед моим носом рукой с бриллиантом на пальце. – Тогда я сняла вот это и швырнула ему. И, разумеется, сказала, что не хочу его больше видеть, никогда, до самой моей смерти. И прямо на следующий день увидела его под моим окном. Не, не здесь, не в Лиллиоуке. Я тогда жила в Оксфорде. Кстати, я была одной из первых женщин-студенток этого университета – полагаю, об этом вам никто не говорил? Еще бы; кого, кроме меня, волнуют мои достижения… Итак, я вернулась сюда, скрываясь от Рэндла – он страшно переживал и раскаивался в своем минутном сомнении. «Ну, ну, – подумала я тогда. – Я помогу тебе раскаяться так глубоко, как тебе и не снилось». Это было, когда я только приехала в Лиллиоук. Но Рэндла это не остановило. Он то и дело заявлялся сюда, путался у меня под ногами в гостиной, рыдал и просил прощения, потрясая перед моим носом этим бриллиантом, словно неким амулетом, с помощью которого он надеялся меня околдовать.

Клаудия взглянула на кольцо.