Я рассказал ему то, о чем не упомянул по телефону: про замечание Клаудии Плейфорд о женщине, с которой встречался в отеле «Рэндолф» Скотчер, и про ее большую, черную бровь.
Пуаро негодующе вскинул руки.
– Разве я не велел вам сообщать мне все, до мельчайших подробностей? А вы упустили такую важную деталь!
– Я нечаянно, – ответил я, не желая чувствовать себя нерадивым там, где я, напротив, прилагал все усилия, чтобы помочь. – А вот вы умышленно утаили от меня причину, по которой вы ездили в ту больницу, а заодно и имя известного врача, с которым вы там встречались. Кстати, сколько пациентов скончалось в коридоре, когда вы реквизировали для разговора со мной его приемную?
– Скончались? – Пуаро недоуменно нахмурился. – Никто там не скончался. Зато я сделал пару замечательных открытий. Сейчас я вам о них расскажу. Начнем с Блейка Скотчера, младшего брата Джозефа. Он существует.
– Значит, это все-таки он, а не переодетый Джозеф Скотчер встречался с Рэндлом Кимптоном в кофейне на Куинс-лейн? – спросил я.
– Напротив, теперь я совершенно уверен, что это был переодетый Джозеф. И даже если я ошибаюсь и это все же был кто-то другой, то все равно никак не Блейк Скотчер, младший сын Этель Скотчер из Малмсбери.
– Почему вы так уверены?
– Потому что Блейк умер в возрасте шести лет, от инфлюэнцы.
– Боже мой!
– Миссис Скотчер, которой уже довелось потерять одного сына, узнав о кончине второго, едва не помешалась от горя. Усугубляемого, кстати, чувством вины, которое она испытывала перед Джозефом в последнее время. В детстве она не уделяла ему достаточно внимания, сообщила она мне. Ведь он всегда казался таким довольным и счастливым, в то время как его брат, Блейк, рос болезненным и требовал постоянной заботы. На него вечно нападала то одна хворь, то другая.
– Вот это да!
–
– Что еще вам удалось узнать от миссис Скотчер?
– От нее – ничего. Зато много любопытного от других людей. Я побывал в Баллиол-колледже Оксфордского университета, где учились Скотчер и Кимптон и где они, кстати, познакомились. А вы знаете, что Скотчер, до того как поступить секретарем к леди Плейфорд, был, если так можно выразиться, «шекспироведом»?
– Что? Как Кимптон, прежде чем начал изучать медицину?
–
Значит, Филлис ошиблась только в направлении подражания: как всякая влюбленная женщина, она сочла свой идеал оригиналом, а Кимптона – всего лишь имитатором; а было как раз наоборот.
– Наверное, Кимптон поэтому бросил литературу и занялся медициной, – сказал я. – Вполне естественно, особенно после того, как Скотчер увел Айрис прямо из-под его носа. Что, если дело тут вообще больше в Кимптоне, чем в ней?
– Вы хотите сказать, что Скотчер не столько хотел увести у него девушку, сколько стать самим Рэндлом Кимптоном? Разумеется, нельзя стать тем, кем ты не являешься, но, имея подле себя Айрис, он мог чувствовать, что это хотя бы отчасти возможно?
– Да, что-то в этом роде. Если Айрис понадобилась Скотчеру только потому, что она была девушкой Кимптона, и если он занялся изучением Шекспира в подражание Кимптону, то это не могло его не бесить. Кому понравится такое бесстыдное копирование? Да и заявление Кимптона о том, что он оставил литературу в пользу медицины якобы потому, что коллеги осуждали его увлечение «Королем Джоном», с самого начала показалось мне вздором.
– Но ведь Скотчер мог последовать за ним и в медицину,
– Так скажете вы наконец, у кого вы были?
– Когда мы разговаривали с вами по телефону, вы сказали, что у Скотчера могло не быть никакого врача. Так вот, он действительно не был при смерти и не имел никаких серьезных болезней, но, живя в Оксфорде, у врача все же наблюдался. Я посетил этого человека у него дома. И то, что он мне рассказал, буквально потрясло меня. Многое сразу стало мне абсолютно ясно. Правда, возникла одна проблема: все, что теперь стало так ясно… к несчастью, оно же совершенно невозможно.
– Объясните, пожалуйста, – попросил я, ни на что особенно не надеясь.