Ермак

По тому, как на виду стоял его шатер, как торчали составленные в козлы четыре пищали — главный соблазн для казачьего нападения да болтались по степи два голутвенных казака, которые не столько караул несли, сколь собирались при первой возможности в степь ускакать, безошибочно поняли, что посланец человек не воинский и в посольствах — небывалец.

Казаки подошли оврагом к самым копытам коней голутвенной сторожи. А те за разговором опомнились, когда на них уставились самострелы.

— Слазь, робята!

Голутвенные горохом ссыпались с седел. Были они глупы и похмельны. Севши на взятых коней, Ермак вдвоем с Черкасом подъехали прямо к шатру. Черкас швырнул аркан на пищали и повалил козлы, а фитиль загасил, вырвав его из рук оторопелого стрелка.

Ермак вошел в шатер. Навстречу ему метнулся слуга с ножом, да наскочил на атаманский локоть, согнулся, выпучив глаза. Посланец, в исподнем ради жары, сидел, как ворона под солнцем, с раскрытым клювом.

Ермак поздоровался и не стал, как другие атаманы, куражиться и насмехаться над взятым врасплох человеком, хвастая своей воинской выучкой, — не в тех он годах был.

— С чем пожаловал, мил человек?

Посланец, торопливо натягивая кафтан, кликнул слугу, чтобы подавал яства-кушанья, все более принимая утраченный было вид посла.

— Разговор у меня долгий, но хороший, хороший... — бормотал он.

По говору атаман понял, что посланец человек не московский. Приняв, по его мнению, соответствующую его миссии позу, посол торжественно начал:

— Слыхивал ли ты про землю Пермскую и про именитых купцов Строгановых?

Ермак не таясь рассматривал посланца. Это был тот московский, что толкался по приказам. Истратив заранее приготовленный вопрос и не получив на него ответа, посланец растерялся.

— Ну и какая служба твоим купцам от казаков надобна? — спросил Ермак, совершенно ставя в тупик посланца, который готовился к длинной беседе.

— Как какая? — закудахтал он растерянно. — Солеварни оборонять, против сибирских людишек и татар... Сибирские люди —- вогуличи, остяки — совокупно с ханом Кучумом многие разорения творят купцам Строгановым. А купцы милостями царскими пожалованы. Имеют грамоту царскую людей на службу прибирать.

«Ну вот, — подумал Ермак, — вот она и служба...»

— Сколько людей надобно? — спросил он посланца.

— Купцы Строгановы люди богатые, могут взять хоть бы и с тысячу!

— Столько на Дону не сыщется.

— Как не сыщется? Сказано: тут войско.

— По-московски — войско, а по-нашему — орда. В войске — вой, а в орде — все. Гожих — не много...

— Неуж не набрать?

— Набрать недолго, а кто воевать будет? Ты вон уж, набрал! Бога благодари, что они тебя крымцам не продали! Ладно! — сказал атаман. — Сиди покуда здесь. Я тебе казаков дам, чтобы кто тебя не сковырнул. Ден через пять соберу кого знаю. С ними и слушать тебя стану.

— А пораньше никак?

— Пораньше в монастыре служат. Прощай.

— Ну, что там? — спросил Черкас.

— Не конь за хомутом, а хомут за конем! Служба. Ты постереги тиуна, а я по городкам пройдусь. Много званых, да мало избранных...

— Да что за служба-то? — пытал Черкас. — Хороша ли?

— А у тебя другая есть? Послушаем, что купцы сулят.

— А чего ж ты, батька, сам не порасспросил?

— А затем, что порасспросил да поразгласил — вроде как от меня служба. Навроде как я людей на службу определяю. Нет, пущай тиун сам резоны свои выскажет. А мы с казаками послушаем.

«И верно! — подумал Черкас, глядя вслед ускакавшему Ермаку. — Ежели будет атаман про службу сказывать — от него служба! А как станет вместе с казаками слушать — от наемщика. А ну как служба казакам не по нраву станет или в погибель заведет, в неволю?»

— Сколь живу при нашем батьке, — сказал Черкас казакам, которые деловито собрались переносить шатер в безопасное место, — столь поражаюсь! Ох и голова!

— А чем тут от жизни оборонишься? — вздохнул Щербатый. — Толичко головой. На сильну-то руку враз топор найдется.

— Топор и голову сечет, — подмигнул Мамай.

— А ты не подставляйся! — засмеялся Щербатый. — На то и щука в море, чтоб карась не дремал! А за хорошим атаманом — как за каменной стеной!

Пять дней томился строгановский посланец в безвестии и страхе. Потому как жил он эти пять дней не в шатре, а в какой-то землянке-курене, выкопанной так хитро и укромно, что и в двух шагах ее было легко не заметить. Таясь и опасаясь жили в степи люди. И было с чего!

Тиун только диву давался да Богу молился, удивляясь, как это он не стал добычей рыскавших по степи многоразличных оружных людей. Проплывали по Камышенке увешанные по бортам щитами, с наставленными во все стороны пищалями струги, маячили по курганам всадники, иногда ветер доносил запах дыма. Облака пыли, вставшие у горизонта, выдавали не то табун, не то войско...