Ермак

Народ из зала все не уходил. Ермак сидел, пил, смотрел за Дианой. Ее лицо немного распухло из-за слез, но на публике она держалась блестяще. Ермак пил. К Диане подошла девушка с горбинкой на носу и они поцеловались. Это был не дружеский поцелуй, а страстный, долгий и взаимный. Ермак заметил счастье – недолгое, мимолетное, но он увидел зону ее комфорта и не увидел в ней себя. Если бы Ермак был марионеткой, то в этот момент ему обрезали все ниточки и обмякшее тело бы рухнуло без чувств. Ермак, взял бутылку и одним залпом опустошил ее на половину. Он чувствовал, что не должен здесь находиться, но он был здесь и пил, и ощущал себя последним ублюдкам, который хочет разрушить чужую жизнь. Он пил и ждал чуда, но чудо не происходило. Шатаясь, держа в одной руке бутыль, а в другой сумку Ермак вышел на улицу.

Охрана проводила его неприветливыми взглядами. Завернув за угол Ермака толкнули в спину ногой и он упал, вляпавшись в грязь. Перевернувшись на спину Ермак увидел стоящую над ним смазливую морду, а рядом с ней и его дружков.

«А пусть и изобьют», – подумал Ермак. – «Мне все равно».

Что-то не осязаемое обхватило его горло и подняло Ермака на ноги. Смазливомордый крутил в воздухе руками и Ермака шатало из стороны в сторону. Резкий выпад рукой смазливомордого впечатал Ермака в стену. Его тело сильно прижалось к шершавым камням, а голова задергалась из стороны в сторону, все сильнее и сильнее вбивая его лицо в стену. Когда левая сторона лица превратилась в мясо. Смазливомордый опустил руки – Ермак рухнул.

– Думаешь, ты весь такой уникальный, дикарь. Думал, покорить весь этот мир. Думал, можно выставлять меня дураком, – говорил смазливомордый, подходя к Ермаку, и снимая с себя штаны, чтобы помочиться.

Ермаку было плевать на все, но какая-то страшная злость зажглась в нем. В этот момент в смазливомордом, он увидел все, что ненавидел в этом мире, всю ту несправедливость и чтобы с ним не случилось, Ермак бесповоротно решил забрать с собой и эту мразь.

Удар ногой в пах заставил мага согнуться и Ермак тут же перевел его на землю, вспрыгнул и начал вколачивать свои кулаки в смазливое лицо. Он отпихивал от себя других нападавших и снова вбивал кулаки в морду всему, что ненавидит.

Лишь подбежавшие на помощь здоровенные охранники смогли оттащить Ермака. И тогда налетев всем скопом они начали запинывать Ермака. Пинали. Вбивали свои носки в живот, стучали пятками по голове, довили ступнями ноги. Ермак оставался в сознании, он ощущал все, и это боль была ему приятна – из-за нее он не чувствовал горечи своей души.

Разъяренная толпа успокоилась только тогда, когда их обувь побагровела и стерлась в тряпье, а Ермак престал подавать последние признаки жизни.

* * *

Ни Земля, ни Солнце, только, что показавшееся на ее горизонте еще не видели более живучей твари, чем Ермак. Он встал на четвереньки и сплюнул кровью, впившись своими пальцами в грязь Ермак поднялся на колени и заплывшим правым глазам увидел свою сумку.

Народ в Аросе начинал просыпаться и двигаться по своим житейским делам. На встречу им шел человек в грязном, окровавленном тряпье, с месивом вместо лица. Люди сторонились его и с презрением смотрели вслед. Местный кузнец выругался ему в лицо. Тучный торговец заворотил носом. А молодые парни со страхом обошли стороной.

Человек остановился у небольшого красивого деревянного домика, что находился на Мэншен двадцать один. Он вытащил из своей грязной сумки белые, высокие, идеальные и больше уже неповторимые сапожки и, оставив их на крыльце, шаркая ногами пошел прочь.

* * *

Начинался один из тех поганых дней, после которого обычно следуют еще десять таких же.