– Да, брат, эта последняя попытка. Коли не удастся, брошу все… Хочу поторговаться с Кучумом…
– Смотри, атаман, не дай промаха. Этот басурманин проведет поглаже самого Карачи; да и корысти-то нет на него трудиться.
– Как нет?
– Да ведь он не поступится Искером, хоть ты пятерых Ермаков для него спустишь с рук.
– Увидим, – сказал вполголоса Мещеряк, как бы не желая поведать и лучшему своему другу тайных, преступных своих намерений.
Глава пятая
Мещеряк, казалось, обманулся в своих расчетах, полагая, что он сделается для Ермака необходимее по смерти Кольца и удалении Грозы. К удивлению и крайней досаде, он заметил, что вождь стал как будто его уклоняться, стал чаще искать уединения, более беседовать с природою. Любимой прогулкой Ермака был Чувашский мыс, где он просиживал по нескольку часов, наслаждаясь борением стихий и фантастическими изображениями гор, зданий, морей с кораблями и тому подобными явлениями оптики, игривыми, обманчивыми, как воображение поэта, которыми рисуется осенью в Сибири небосклон от преломления солнечных лучей в разных туманах и облаках. Уже утренняя заря подернула пурпуром горизонт, резкие звуки рожков и песен редели и изнывали в Искере, а он все сидел на крутизне утеса и смотрел, как ярые воды Иртыша, ударяясь о гранитные берега, грозили разрушением сей веками скованной твердыне. Зрелище сие невольно порождало мысли о тленности и разрушении всего подлунного. Но вскоре неисповедимость и таинственность предопределения человека заняла всю его душу. К чему, думал он, все труды наши, пожертвования, усилия, когда не уверены мы в едином часе своего существования, когда со всем могуществом, при всем умствовании человек не властен приподнять уголка завесы, скрывающей удел его, не может отклонить даже руку гнусной измены… «Да! измены! – повторил он мысленно. – Ужели предвещения шамана неизменны, ужели нельзя избежать их ничем?»
Седая волна с необыкновенной силой разбилась о подножие утеса, и немой грохот, раздавшийся от сего удара, повторил в ушах мечтателя ужасное
Ермак, чувствуя слабость в людях, желал на сей раз обойтись без преследования неприятеля, но сведения, полученные им о старании Карачи восстановить многих сильных владельцев, господствовавших вверху Иртыша, вынудили его, поруча Искер Мещеряку, идти на восток с тремястами воинов – на страх варваров и для своей будущей безопасности. Милуя покорных и карая противных, он проник до реки Ишима, где начинаются голые степи, не представлявшие, подобно топким пустыням обским и непроходимым лесам пелымским, ни славы, ни корысти победителям. Обложив данью князей Бегиша и Еличая и могущественного старшину Сарчадской волости – наследственного судию всех татарских улусов, взяв еще город Татишкант, Ермак возвратился в Искер с новыми трофеями и без большой потери. Он лишился только пятерых казаков в жаркой схватке близ устья Ишима со свирепыми турашинцами, которые доселе воспевают в унылой своей песне сей кровавый бой!