Ермак. Тобол-река

– Да, – прошептал Кольцо. Каюсь, хочу искупить службой царю. Затем и пришел. Батанов хлопнул себя ладошами по коленкам.

– Хочу искупить службой, – рассмеялся Батанов, словно передразнивая, – так нет у тебя боле, ничего кроме рук и ног, да вот голова пока еще на плечах.

– Приведи его в чувство, дай одежду и выкини. Пущай к казакам возвращается.

– Грамота на то царева, – Батанов достал из кафтана свиток, показывая тюремщику.

Тюремщик поднял Ивана под руки и усадил на скамью.

– Как же тебя отделали! – сокрушался он, качая головой и глядя на лицо узника. Подлечить бы тебя надо.

– Да вот только я не лекарь. А вот морду твою, в порядок приведу. Он смочил тряпку в деревянной бадье, стоящей тут же рядом и стал оттирать кровь с его лица.

– Баньку бы, – прохрипел Иван.

– Мало тебя тут в подвалах попарили, – рассмеялся тюремщик. Баньку он захотел. Нет у нас баньки. Вот выйдешь на волю в городе и найдешь баньку, чай гроши то есть.

– Есть, – кивнул головой Иван.

– Ну и славно, – ответил тюремщик. Пойдем-ка за мной, я тебе хабар твой верну. Он подхватил Кольцова под руки и поволок по коридору.

*****

Иван стоял на каменном крыльце у входа в царские подвалы. Через маленькие окошки, торчащие почти из земли, слышались стоны и душераздирающие крики узников.

Тюремщик, что вывел его, смотрел на стоящего, на крыльце бывшего узника, жадно вдыхающего полной грудью воздух свободы.

– Ну и иди, иди уже, – рявкнул на него тюремщик. Другой со всех ног отсюда бежал, а этот стоит. Что за народ. Он плюнул на крыльцо и затворил за собой массивные окованные железом двери.

Иван поплелся вдоль улицы. Он брел по стеленной досками мостовой вдоль нескончаемых рядов бревенчатых изб. Из окон выглядывали хозяева и тут же опускали занавесь обратно. Вид оборванного и плетущегося человека с синяками и кровоподтеками на лице пугал обывателей. Наконец он добрел до перекрестка на котором стоял столбик с иконою Св. Богородицы и повернул в проулок. Его глаза застелил туман, и он повалился на пожухлую траву у одного из заборов.

“Машка, Степан, Борис тащите его в избу”, – услышал чьи-то голоса сквозь туман. Сильные руки подхватили его и куда-то понесли.

Иван очнулся от прикосновения нежных женских рук. Девушка приложила ему мокрое полотенце на лоб. Иван осмотрел избу. Сразу видно жили тут не богато. Деревянные лавки вдоль стен, на одной из которых лежал он и стол.

Он протянул руку: – Спаси тебя бог. Девушка смутилась и отошла.

– Лучше тебе?

Она поправила толстую русую косу и улыбнулась как бы невзначай.

Скоро батя придет с братьями. Иван кивнул.

Раны я смазала мазью и перевязала. Иван только сейчас обратил внимание, что его грудь перевязана вдоль и поперек.

– Кто тебя так, – спросила девушка, убирая с лавки бадью с водой.

– В гостях у царя батюшки был, – попытался улыбнуться Иван.

– Хорошо царево гостеприимство, – девушка покачала головой и подошла к печи. Налив в железную кружку что-то из котелка, она поднесла ее Ивану.

– Как зовут тебя?

Она сначала покраснела, а затем отведя взор, тихо промолвила: – Марья Колыванова. Дочь Мелентия Колыванова, что артелью строительной командует .

– А я Иван. Иван Кольцов. Слышала давеча на площади цареву грамоту.

Девица усмехнулась: – Их тут почитай кажну пятницу читают царские послы, какую из них?

– Про хана ногайского, – попытался усмехнуться Иван, но его тело скрутил приступ внезапной боли в груди.

Царский слуга хорошо знал свое дело. Выворачивал кости, не ломая их.

– На вот отвар выпей, полегчает. Иван жадно припал к кружке. Горячий отвар принес в тело тепло и облегчение, его глаза стали слипаться и он погрузился в странный сон.

Он видел слишком странный сон. Большие деревянные птицы плывут по реке, из их клювов исходит адское пламя. Он сидит на лихом скакуне у обрыва огромной реки. Река кипит от крови и на его новый кафтан попадают ее мелкие капли.

Он проснулся от шума во дворе. Дверь в избу распахнулась, и в нее валились четверо мужиков. Они подошли к иконам и перекрестились. Рассевшись по лавкам, мужики стали о чем-то тихо переговариваться между собой. Иван толком не различал их одеяний и лиц, но двое из них были точно стрельцами. Он узнал это по красному кафтану с берендейками.

Самый старый из них встал и подошел к девице: – Ну, давай Марья показывай нам, что за гость у нас. Марья откинула занавеску.

– Ох, мать честная, – удивленно прохрипел один из стрельцов.

– Это ж Ванька Кольцов.

Хозяин дома повернулся к нему: – Знаешь его?

Один из мужиков с рыжей, как солнце бородой кивнул: – Знаю батя. В ливонскую вместе ходили. Он потом на Волгу ушел. Хозяин удовлетворенно кивнул: – Хоть имя знаем.

Хозяин дома, почесав затылок произнес: – Я Мелентий Колыванов, а это сыновья мои. Мужика с рыжей бородой звали Степан. Он был старшим из трех братьев Колывановых. Он встал из-за стола, и подошел к Ивану, не в силах поверить, что тот жив, и свиделись они, в такой вот обстановке.

– Как же тебя помиловал царь? – спросил Степан.

– Да вона видно, как помиловал, живога места нет, – угрюмо произнес Мелентий. Хорошо хоть, еще башку не отрезали.