Ермолова

«Когда артист сходит со сцены – его быстро забывают. Это закон природы. Потому-то я и решился написать эти строки. Ваш великий талант помнят не только люди средних лет, но и большинство молодежи. Мне 24 года, – и ваше имя для меня свято. Я не подпишу своей фамилии, вы вряд ли ее вспомните, а другие могут не так понять эти искренние слова, как бы я хотел. Ваш портрет висит у меня, и почти во все свои поездки я беру его с собой. Вы, дорогая, великая Мария Николаевна, – тот огонь, к которому все должны стремиться как на сцене, так и в жизни. Я четко помню вас в «Без вины виноватые», помню, как физически больно билось сердце, когда вы страдаете о сыне, и как радостно стало на душе при последних словах: «От радости не умирают». Помню последний ваш спектакль перед болезнью – на Чистых прудах, в «Колизее», кажется 8 декабря, тоже «Без вины виноватые». Ваш пример, когда вы, совсем больная, играли Кручинину, должен быть одной из основных заповедей всему артистическому потомству. Каждый день вашей болезни был для большинства из нас днем страшных тревог и волнений. С каким трепетом мы читали бюллетени. Наконец – счастье, громадное счастье: вы опять на сцене – в роли Марфы из «Самозванца». Мы принесли вам фиалки, зная, что это ваши любимые цветы. Когда подходили к вам – у нас от священного трепета подкашивались ноги и холодели руки. Нет слов, чтобы как-то суммировать те чувства, мысли, впечатления, какие вызывала ваша жизнь на сцене. (Я отмечаю: не «ваша игра», а «ваша жизнь», – пишет этот, несомненно, молодой актер. – Т. Щ.-К.) Одно можно сказать – это священно. Ведь после вашего спектакля идешь – и на душе радостно, светло, и всем, от умиления, от какого-то неземного счастья, хотел бы сделать добро… А ведь мы застали только крохи вашего гениального искусства. Вы идеал искусства, идеал человечества, святого огня. И если мы теперь лишены возможности видеть вас, то в сердце жив еще тот огонь, который вы заронили в нас. Ваше имя, малейшее воспоминание о вас вызывает волнение, душевный подъем, радость. Мария Николаевна, верьте, что вы живете во многих сердцах, и ваше имя часто останавливает от дурного, зовет к светлому, к истинному искусству, к правде. Быть может, странно, что я написал это письмо, но это было и есть у меня в сердце, и я хотел бы, чтобы вы знали, что много молодежи помнит вас, любит и молится вам.

М.»

И не случайно, что это искреннее письмо сохранилось у Марии Николаевны среди тех немногих листков, которые она берегла: несомненно, это была для уходящей артистки своего рода драгоценная грамота, доказывавшая ей, что не бесплодно, не напрасно было ее служение родному искусству.