Эрнестина Вольф. Дело о клубничном пироге

— Какая еще шутка? Кари Тоомас в молодости был еще тем ловеласом! Он подкатывал к каждой юбке. Красивым был мужчиной, нечего сказать, хоть и с ветром в голове. И к Лийне стучался неоднократно. А уж к подружкам своей жены и подавно. И они отвечали. Мне Вилджио рассказывал. Он как раз сплетнями никогда не занимался, Вилджио серьезный, архитектор с именем, известном в определенных кругах, не стал бы заниматься такой ерундой, которой занимались три скучающие работницы швейной фабрики.

— Да, это заметно, что господин Вилджио был серьезным человеком, — говоря это, мадам имела в виду роскошную некогда квартиру покойного. — После гибели Лийны, вы говорили, он переехал?

— Да. Сначала за город. В наш с ним родной поселок в ста километрах отсюда. Он… он очень страдал. Нередко оставался ночевать в дюнах. Совсем один. Он много болел, плохо питался, возможно, именно поэтому рак его и настиг. Хотя, Вилджио было семьдесят. Но это ни о чем не говорит. Кари Тоомасу семьдесят пять, и он живехонек.

Женщина в траурном платье посмотрела на часы:

— Знаете, если ваш сбор сплетен закончен, то я бы пожелала вам удачного дня.

— Вы спешите? — Вольф посмотрела на ту с недоверием.

— Очень спешу. У меня еще… работа.

— Вы работаете? Мне думалось… Разве господин Вилджио не оставил вам наследство? Вы же говорили, что он знаменитый архитектор.

— Скорее востребованный. Конечно, он все оставил мне. Но я и при его жизни работала, если бы не делала этого, свела бы его с ума своей заботой.

— Искренне.

Агнес хмуро ухмыльнулась и взглянула на докучавшую ей гостью исподлобья:

— А вы думали, все влюбленные женщины дуры?

— Ну…

— Я не была такой. Это звучит избито, но я такой не была. У меня есть профессия и дело для души. Мне есть, чем себя занять.

— И как же? Если не секрет?

Женщина в трауре поднялась, уже недвусмысленно демонстрируя гостье, что готова проводить ту к выходу.

— Все равно же докопаетесь. Я медсестра-сиделка. Но работала только для своего супруга. Вне дома занимаюсь благотворительностью. Работаю директором в волонтерской организации.

Вольф нехотя поднялась и подхватила попросившуюся на ручки и вилявшую изо всех сил хвостом Кикки.

— В волонтёрской?

— Мы помогаем бедным старикам не умереть с голоду. Находим спонсоров и развозим продукты. В отличие от вас, — Агнес смерила уничтожительным взглядом Эрнестину, — я занимаюсь полезным делом. Спасаю жизни. Если хотите. А не сплетничаю у порядочных людей за спинами.

— Сплетни? А кто здесь говорил о сплетнях?

— Пойдите вон, милая.

Глава 17

— Фьють! Фьють!

Мадам Эрнестина в вечерней тишине вложила два пальца себе в рот и несколько раз попробовала свистнуть. У француженки это вышло довольно скверно, тогда она решила не испытывать судьбу своими слабыми навыками в извлечении изо рта высоких резких звуков (способных не только привлечь внимание, но и отпугнуть кого-нибудь), и громким шёпотом крикнула:

— Эй! Э-эй! Хьюго!

Для усиления эффекта из окна второго этажа помахала рукой. Мужчина, прогулявшийся со своим псом по улице Кауплемине, задрал голову наверх.

— Хьюго, эй! Добрый вечер! — тем же громким шепотом крикнула Эрнестина Вольф.

Мадам воспользовалась тем, что ее вездесущая помощница отправилась принимать ванну и устроилась покурить на кухне. Гостеприимных хозяев дома не было, они уехали на последний сеанс в кинотеатре. Премьера очередной сверхсовременной картины, разрекламированной на постерах по всему городу.

— Доброй ночи, строптивая женщина, — статный мужчина в светлом летнем костюме по всей форме отдал честь. — Вы успокоились?

— У меня замечательное настроение, господин полковник! А как дела у Бельгийца?

Хольм бросил взгляд в сторону своего пса, в данную секунду увлеченного изучением ближайшей уличной вазы с цветами.

— Вас интересует только пес?

— Я переживаю за него, — рассмеялась Вольф, выпустив длинную струю белого дыма в воздух. — Мне кажется, он чувствует себя несколько подавленно!

— Вам всерьез так кажется?

Полковник щелкнул два раза пальцами, в целях подозвать к себе собаку, однако та не проявила к его действиям ни малейшего интереса.

— Черт с тобой, — буркнул бывший полицейский. — Есть такая вероятность, что эта подавленность — небольшая грусть по новой знакомой.

— Правда? — француженка буквально расцвела.

Эрнестина Вольф обожала флирт. Романтичные заигрывания, легкая теннисная партия словами, не имеющими четкого смысла, при этом переполненными горячими намеками.

— Почему вы не вышли на вечернюю прогулку, госпожа Вольф? Эрнестина?

— Я немного занята, господин полковник.

— Чем же? Разгадываете свои ребусы?

— Именно этим и занимаюсь!

— У меня есть предложение, — полковник приложил руку ко лбу, чтобы лучше видеть собеседницу — довольно яркий свет от уличного фонаря резал глаза мужчине.

— Какое же, дорогой полковник?

— Пустой, одинокий вечер. Не желаете ли продолжить расшифровывать ваши ребусы в компании некоего скучающего от безделья мужчины под стаканчик холодного пива?