Эрнст Генри

На многие годы Валентин Михайлович оказался в опале и трудился в «Новом времени». Думали, что после Сергеевой он станет главным редактором. Но из ЦК КПСС прислали другого. Впрочем, блестящий человек без дела не остался. С опозданием на сорок лет Бережков все-таки получил дипломатическое звание и отправился на работу в Вашингтон. Его отец, инженер-судостроитель, в 1916 году был командирован в США и хотел уехать за океан вместе с беременной женой, но теща отговорила. «Не будь бабушка столь упрямой, — вспоминал Бережков, — я бы родился в Соединенных Штатах. И, быть может, оказался бы переводчиком не Сталина, а Рузвельта».

А о работе аппарата редакции на совещании, куда пригласили Эрнста Генри, отчитывался Вадим Валентинович Загладин. Его вскоре возьмут в аппарат ЦК, где он станет 1-м заместителем заведующего Международным отделом ЦК. Ему поручат писать речи для Брежнева, и он станет одним из любимцев Леонида Ильича, очень влиятельным чиновником.

Журнал «Новое время» отличался спокойной тональностью, за что редакцию не раз упрекали. 8 июля 1963 года мой отец, в ту пору редактор «Вечерней Москвы», побывал на совещании в ЦК. Тема: «О задачах печати в связи с итогами Июльского пленума ЦК КПСС». Выступал Василий Иванович Снастин, 1-й заместитель заведующего Идеологическим отделом ЦК. Среди прочего отец записал его неодобрительные слова: «„Новому времени“ не хватает воинственности, полемического задора».

В загранку не пускают

Через много лет после возвращения в Москву из Лондона Эрнст Генри собрался повидать места, которые по приказу ЦК покинул в 1946 году.

Союзу журналистов СССР разрешили формировать небольшие группы доверенных и проверенных товарищей для поездок за границу. Называлось это спецтуризмом. Участники поездки сами оплачивали путешествие, но со скидкой. А по возвращении должны были отписаться — опубликовать в своей газете или журнале отчет о поездке.

Столпы отечественного антизападничества правдами и неправдами выбивали себе зарубежные командировки, ездили за границу с консервами и кипятильниками, варили суп в гостинице, чтобы не потратить зря драгоценную валюту и прикупить побольше того, что произведено на бездуховном Западе.

Включали в спецгруппы только надежных журналистов. Предварительно неофициально консультировались с соответствующим отделом ЦК КПСС. В 1963 году Эрнста Генри включили в группу для поездки в Англию. Но поехать не удалось.

Эрнст Генри не смирился и написал в инстанцию, о которой мало кто знал и куда простым гражданам обращаться не следовало:

«В ВЫЕЗДНУЮ КОМИССИЮ при МК КПСС

Я — член Союза журналистов СССР, лауреат премии Воровского за 1961 год, постоянный автор журналов „Новое время“, „Мировая экономика и международные отношения“, „Коммунист“, „Литературная газета“. Автор ряда книг.

Летом этого года Союз журналистов включил меня в состав туристской группы, поездка которой в Англию сроком на 12 дней назначена на 8 октября.

28 сентября тов. Базарнов из Союза журналистов сообщил мне, что после согласования с Выездной комиссией я в состав журналистской группы все же не включен.

Это — выражение политического недоверия ко мне без указания причин, и я с этим примириться не могу. Я знаю, что в соответствующих органах против меня ничего не имеется. Думаю, что имею моральное и политическое право просить Выездную комиссию сообщить мне о причинах ее решения.

Хочу добавить, что поездка в Англию связана для меня не только с туризмом, но и с моей профессиональной работой в качестве журналиста-международника, и, следовательно, принесла бы ту или иную пользу государству».

Такое же письмо Эрнст Генри отправил и в Выездную комиссию при ЦК КПСС, которая давала советскому человеку право пересечь государственную границу. Она решала, кому можно ездить, а кому нельзя. На каждого выезжающего, кроме высших чиновников, посылался запрос в КГБ. Чекисты, покопавшись в архиве, давали два варианта ответа: в благоприятном случае — «компрометирующими материалами не располагаем», в неблагоприятном, напротив, сообщали о наличии таких материалов, ничего не уточняя.

В принципе окончательное решение должны были принимать руководители Комиссии ЦК партии. Они имели право пренебречь мнением КГБ и разрешить поездку за рубеж. На практике в аппарате никому не хотелось принимать на себя такую ответственность. И спрашивать КГБ, какими именно «компрометирующими материалами» там располагают, тоже не решались. Люди становились «невыездными», не зная, в чем они провинились.

«Невыездной» — это было тяжкое клеймо. Самое ужасное состояло в том, что никому не объясняли, почему его не выпускают в командировку за рубеж. Конечно, облеченный доверием партии руководитель такого крупного учреждения, как академический институт, мог кое-что сделать для своего подчиненного, например попросить выпустить его под свое личное поручительство. Да только не каждый директор желал рисковать. А вдруг ненадежный работник возьмет и останется на Западе? Не зря же у КГБ к нему претензии. Тогда сам потеряешь и должность, и партбилет.