Эрнст Генри

Между Эрнстом Генри и мною под занавес возник конфликт. Эрнст Генри хотел ставить точку после семнадцатой подписи. Я хотел продолжения. Уже были намечены, согласованы другие свидания. Я настаивал: „Четвертак лучше семнадцати. Весомей“. Эрнст Генри был тоже прав: лучшее враг хорошего».

У Эрнста Генри слова с делом не расходились. Сказано — сделано.

Леонид Петрович Петровский, научный сотрудник Института славяноведения и балканистики Академии наук, вспоминал: «В 1966 году среди самиздатовской литературы, распространением которой я в то время занимался, появилось письмо 25 деятелей науки, литературы и искусства. Оно было адресовано Л. И. Брежневу и выражало протест против „частичной или косвенной реабилитации Сталина“, предупреждало об опасности нового раскола в коммунистическом движении и обострении международной обстановки.

Под письмом стояли подписи академиков И. Е. Тамма, П. Л. Капицы, Л. А. Арцимовича, С. Д. Сказкина, а также В. П. Некрасова, К. И. Чуковского, М. М. Плисецкой, О. Н. Ефремова и других. Документ подписал и академик А. Д. Сахаров — трижды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии и Государственной премии СССР.

В узком кругу было известно, что письмо составлял и собирал под ним подписи легендарный Эрнст Генри (Семен Николаевич Ростовский). Он был известен как лауреат премии им. В. В. Воровского, автор книг „Гитлер над Европой“ и „Гитлер против СССР“.

В то время я часто бывал в большом десятиэтажном доме в Гнездниковском переулке (дом № 10), где в небольшой надстройке собирался узкий круг московской интеллигенции и где вел свои „семинарские занятия“ по острым политическим вопросам Эрнст Генри.

В перерывах выходили покурить прямо на крышу, откуда открывался вид на Москву. В один из таких перекуров я спросил у Генри: „Кто такой Сахаров?“ и услышал ответ: „Это — отец советской водородной бомбы“».

Андрей Дмитриевич Сахаров сделал для государства больше, чем вся армия чиновников, преследовавшая его многие годы и укоротившая ему жизнь. Что они дали России? А Сахаров оставил оружие, которое еще долго будет гарантировать безопасность нашей страны. И сама жизнь его — пример бескорыстного служения Родине.

Говорят: были два Сахарова. Один — ученый, его государство оценило по достоинству. А второй — диссидент, не принимавший политику власти. Как еще к нему относиться? Но расщепить Сахарова, как он расщеплял атом, невозможно.

Диссидентом он прежде всего был в науке! Потому и находил решения, недоступные другим физикам. Они-то мыслили, как положено, как принято, как привычно. А он иначе! Инакомыслие помогло ему понять и увидеть то, что оставалось недоступным для других. Именно потому вооружил нашу страну самым мощным в истории оружием, что сделало Советский Союз супердержавой.

Он работал над созданием водородного оружия до тех пор, пока в этой сфере были задачи для физика его уровня. Но когда эти задачи были решены, и осталась работа технологического уровня, его гениальный мозг занялся другими проблемами. После создания водородного оружия академик Сахаров оказался в узком кругу самых ценных для государства ученых. Этих имен было совсем немного — Иван Васильевич Курчатов, Юлий Борисович Харитон, Мстислав Всеволодович Келдыш, Сергей Павлович Королев… Этим людям государство обеспечивало сказочную — по тем временам — жизнь, создавая все условия для плодотворной работы.

С ними были вежливы, любезны и предупредительны высшие чиновники государства. Они могли запросто позвонить Хрущеву, а потом Брежневу и знали, что их внимательно выслушают, что к ним прислушаются.

Участники ядерного проекта осознавали свое уникальное положение, ценили не только материальные блага, но прежде всего возможность заниматься любимым делом, большой наукой, то, что ради реализации их идей создавались целые научные учреждения и государство не жалело ни денег, ни ресурсов. Это ценили абсолютно все — кроме Сахарова.

Андрей Дмитриевич был поразительно равнодушен к материальным благам. Огромные — по тем понятиям — деньги, полученные в виде многочисленных премий, он передал — половину Красному Кресту, а половину — на строительство онкологического центра. Ему даже «спасибо» за это не сказали. Напротив, у начальства это вызвало непонимание и недовольство. Легко и просто Сахаров отказался от своего высокого положения, должности, машины с шофером, от поликлиники для начальства. Его совершенно не интересовали почести и слава, что так важно для всех остальных. Его волновало другое. Он первым заговорил о том, какую опасность представляет созданное им оружие. Одни только испытания термоядерного оружия наносят непоправимый ущерб человечеству. А уже затем он задумался над несправедливостью окружающего мира и пришел к выводу, что не может стоять в стороне.