Читаем Эрнст Генри полностью

— У нас за последнее время, я бы сказал, распространилась очень вредная болезнь. Эта болезнь имеет свое название. Она называется светоманией. Товарищи просто стали благодушествовать, перестали по-настоящему бороться с расточительством электроэнергии… Открыто производят самодельные нагревательные агрегаты. Ведь мы знаем, как это просто делается: на трубу накручивают провод и даже на кирпич. Это варварство включают в цепь…

Но для Эрнста Генри главное — работа.

Отделение истории и философии Академии наук СССР 15 октября 1947 года пригласило Эрнста Генри «принять участие в совещании, посвященном обсуждению вопросов, связанных с организацией и планированием работы Кабинета истории германского империализма, милитаризма и нацизма».

Журналист-международник Эрнст Генри не сразу осознал, что самое опасное — беседы с иностранцами. А иностранные корреспонденты жаждали общения с теми, кто на хорошем английском мог объяснить им тонкости советской жизни. Московский корреспондент британской газеты № 1 The Times пригласил его в гости:

«Дорогой мистер Ростовский!

Буду счастлив увидеть Вас на коктейле, который устраиваю вечером 26 декабря. Вам будет трудновато найти это местечко. Я могу послать за Вами машину или, может быть, Вы придете вместе с Эренбургами, которые живут рядом с Вашим офисом».

На все требовалась санкция начальства, специальное разрешение Министерства иностранных дел. Обратиться в МИД Эрнст Генри возможность имел. Ему выписали постоянный пропуск в МИД, который тогда еще располагался в шестиэтажном доме бывшего страхового общества «Россия» на пересечении Кузнецкого моста и Лубянки, это место назвали площадью Воровского:

«Министерство иностранных дел СССР

25 февраля 1947 г.

Пропуск № 1047

Дан тов. Ростовский Семен Николаевич в том, что ему разрешен вход в МИД.

Действителен до 1 мая

Продлен до 1 июня

Управляющий делами

Комендант охраны МИД».

Встреча с иностранцем в Москве (даже со старым знакомым, коммунистом и другом Советского Союза!) становилась все более сложным делом. Эрнст Генри вынужден был обратиться к новому министру иностранных дел — 29 марта 1948 года на Политбюро приняли решение: «В связи с перегруженностью удовлетворить просьбу т. Молотова об освобождении его от участия в заседаниях Бюро Совета Министров с тем, чтобы т. Молотов мог заняться главным образом делами по внешней политике». При этом еще 4 марта Политбюро освободило Вячеслава Михайловича от обязанностей министра иностранных дел, преемником стал его 1-й заместитель Андрей Януарьевич Вышинский. Его Эрнст Генри знал как судью, а затем как обвинителя на печально знаменитых Московских процессах 1930-х годов. Еще летом 1939 года Сталин освободил его от прокурорских обязанностей и утвердил заместителем главы правительства по делам культуры и просвещения, а в 1940 году — еще и заместителем наркома иностранных дел, не спросив мнения самого наркома. Эрнсту Генри рассказывали, что Молотов и Вышинский ненавидели друг друга. Но Вячеслав Михайлович вынужден был мириться с замом, которого при всяком удобном случае отчитывал:

— Вам бы только речи произносить!

Генри отметил, что на дипломатическом поприще Вышинский расцвел. На публике появлялся исключительно в дипломатическом мундире стального цвета с погонами и был похож на настоящего генерала.

К новому министру Эрнст Генри и обратился, когда выяснилось, что его подчиненные брать на себя ответственность не желают:

«Уважаемый Андрей Януарьевич!

Я получил сегодня телеграмму от Алека Вассермана, генерального директора сети книжных магазинов английской компартии и лондонского агента Международной книги, с сообщением, что он приезжает в Москву в пятницу по делам Международной книги и просит меня его встретить.

Вассерман — мой друг на протяжении 15 лет. Я очень хочу встретиться с ним. Тем более, что он может помочь в нашей работе по линии регулярной доставки из Лондона новинок мировой политической литературы.

Я звонил тов. Василенко с просьбой разрешить мне эту встречу, но не получил ни положительного, ни отрицательного ответа.

Прошу Ваших указаний.

С искренним уважением

С. Ростовский

29 апреля 1948 г.

тел. К-5–56–80»

С ответом в МИД не спешили. С заведующим Отделом печати МИД Василием Степановичем Василенко Эрнста Генри соединили только через несколько дней. Завотделом распорядился отправить ему письменный отчет. Эрнст Генри не затруднился описать, что произошло в эти дни:

«Уважаемый тов. Василенко!

В связи с моим письмом тов. Вышинскому от 28 апреля относительно встречи с А. Вассерманом и моей сегодняшней беседой с Вами по телефону довожу до Вашего сведения следующее.

Ввиду того, что к 30 апреля (дню приезда Вассермана в Москву) я не получил от Вас никаких указаний по этому вопросу, я не встретил Вассермана и не звонил ему. После 11 часов вечера того же дня Вассерман сам зашел ко мне на квартиру (он узнал мой адрес в Лондоне). Он сказал, что был очень обеспокоен тем, что я, несмотря на его телеграмму, не связался с ним, и решил навестить меня лично.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное