Читаем Эрнст Генри полностью

Положение с жильем в Москве было отчаянным. После войны в столице создавались все новые ведомства, растущий аппарат требовал квартир, которых катастрофически не хватало. Москвичи ютились в землянках, бараках, общежитиях, огромных коммуналках. Сталин не строил жилые дома. Его интересовали только крупные проекты. 20 января 1947 года хозяин столицы Георгий Попов провел совещание в горкоме по вопросу строительства высотных домов в Москве:

— Ведь товарищ Сталин что сказал? Он говорит: ездят у нас в Америку, а потом приезжают и ахают — ах какие огромные дома! Пускай ездят в Москву, также видят, какие у нас дома, пусть ахают… Возьмите площадь Восстания — одно из прекрасных мест, но оно еще не обустроено хорошими домами. Там будет большая площадь, рядом будет построен дом Министерства госбезопасности… У Устинского моста — там будет построен дом Министерства внутренних дел… Построим несколько административных зданий. Совет министров у нас здания не имеет. То, что он имеет, хватает только для кабинетов, а аппарат сидит чуть ли в не в подвале или на чердаке…

«Особенно острой была проблема жилья, — вспоминал будущий 1-й секретарь Московского горкома, а тогда молодой партийный работник Николай Григорьевич Егорычев. — Перед войной население Москвы выросло почти в два раза. После войны рост населения продолжался, но новое жилье почти не строилось, а построенные до войны бараки и общежития ветшали.

У нас в Бауманском районе бараки были расположены вдоль Яузы и каждую весну подтоплялись. Помню, как-то по заявлению я посетил одну семью. Одиннадцать человек ютились на семи квадратных метрах. В другом случае уже немолодой москвич, участник войны, жил в глубокой бывшей угольной яме без света и воздуха, куда попасть можно было через люк по стремянке».

У Эрнста Генри появился новый начальник. В Совинформбюро арестованного Лозовского сменил Борис Николаевич Пономарев, который со временем сделает большую карьеру. Он окончил Институт красной профессуры, начинал в Коминтерне, был помощником у болгарского коммуниста Георгия Димитрова, который был генеральным секретарем Исполкома Коминтерна, а после его роспуска возглавил Отдел международной информации ЦК. Пономареву, человеку консервативному и опасливому, не хватало самостоятельности. Но и он не отказался помочь с жильем своему сотруднику, подписал принесенную ему бумагу:

«Управляющему делами ЦК ВКП/б/

тов. Крупину Д. В.

Тов. Ростовский С. Н. с 1941 г. являлся представителем Советского Информбюро в Лондоне и был вызван нами в Москву для ответственной работы в центральном аппарате. Ввиду того что тов. Ростовский провел много лет на заграничной работе, он не имеет жилплощади в Москве.

Прошу Вашего распоряжения о предоставлении тов. Ростовскому временно (сроком на один год) комнаты в общежитии ЦК (бывш. „Люкс“) ввиду того, что Моссовет в настоящее время не смог предоставить ему площадь на временное проживание.

Начальник Советского Информбюро

Б. Н. Пономарев».

Но в ту пору Пономарев для управляющего делами ЦК Дмитрия Васильевича Крупина — не фигура. Крупин, бывший секретарь Ростовского обкома партии, был известен как прижимистый и непрошибаемый чиновник, посему и просидел в своем кресле двадцать с лишним лет.

Эрнст Генри получил отказ. И комнаты в гостинице для него тоже не нашлось. Пришлось снимать комнату в частном порядке. Строгий режим прописки требовал немедленно зарегистрироваться. 8 января 1949 года он обзавелся соответствующим документом:

«Советское Информбюро при Совете Министров Союза ССР

Справка

Дана тов. Ростовскому С. Н. в том, что он действительно является сотрудником Совинформбюро. Выдана для представления в домуправление.

Управляющий делами А. Сукальский».

Но не материальные трудности, не отсутствие жилья, не бюрократизм и не чинопочитание более всего поразили Эрнста Генри. В Лондоне он был известным и уважаемым журналистом, абсолютно уверенным в себе. В Москве из Эрнста Генри он превратился в Семена Николаевича Ростовского и ощутил себя человеком, вызывающим сомнения и даже подозрения. Больше четверти века прожил за границей, сын купца, не член партии, еврей… Опасное сочетание в последние сталинские годы.

Член Политбюро ЦК Андрей Александрович Жданов, отвечавший за идеологическую обработку страны, откровенно объяснил на совещании, почему Сталин потребовал борьбы с иностранным влиянием:

— Миллионы побывали за границей. Они увидели кое-что такое, что заставило их задуматься. И они хотят иметь хорошие квартиры (увидели на Западе, что это такое), хорошо питаться, хорошо одеваться. Люди говорят: хотим хорошо жить, зарабатывать, свободно дышать, хорошо отдыхать. Настроения опасные…

Накормить людей власть была не в состоянии. Поэтому вождь объяснил, что задача номер один — покончить с преклонением перед иностранцами:

— В эту точку надо долбить много лет, лет десять надо эту тему вдалбливать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное