Побывав в Соединенных Штатах, Хаим Вейцман поделился с советским послом впечатлениями о настроениях американцев. Майский писал в Москву: «За последние 6–7 недель общественный интерес к войне среди американцев значительно упал. Вейцман считает такие настроения преступно легкомысленными и думает, что американское еврейство, если оно будет надлежащим образом стимулировано, сможет в сильной степени им противодействовать».
Телеграмма Майского о беседе с Вейцманом, скорее всего, укрепила Сталина в мысли о том, что американские евреи помогут заставить правительство Соединенных Штатов поскорее открыть второй фронт в Европе. Вот с этой то целью весной 1943 года в Соединенные Штаты отправилась делегация ЕАК. Она состояла их двух человек: председателя комитета, художественного руководителя Государственного еврейского театра, народного артиста СССР Соломона Михайловича Михоэлса (Вовси) и писавший на идиш — языке европейских евреев — известного поэта Исаака Соломоновича Фефера. Будущий президент Израиля Вейцман встретился с ними, просил передать советскому правительству, что если в Палестине будет создано еврейское государство, то оно никогда никаких враждебных выступлений против Советского Союза не допустит…
ЕАК сыграл немалую роль в мобилизации мирового общественного мнения против нацистской Германии и по решению ЦК снабжал мировую печать статьями о жизни в Советском Союзе. В ноябре 1948 года комитет закрыли, Сталин лично сформулировал обвинение: ЕКА — «центр антисоветской пропаганды и поставляет антисоветскую информацию агентам иностранной разведки». И начались аресты.
Судебный процесс по делу ЕАК, созданного в 1941 году для борьбы с нацизмом, должен был показать, что евреи — американские шпионы и работают на заокеанских хозяев. Но процесс пришлось сделать закрытым, потому что обвиняемые — актер Вениамин Зускин, академик Лина Штерн, писатели Перец Маркиш, Лев Квитко, Семен Галкин, Давид Гофштейн, главный врач Боткинской больницы Борис Шимелиович, бывший член ЦК ВКП(б) и заместитель министра иностранных дел Соломон Лозовский — шпионами себя не признали.
Следствию нужно было что-нибудь серьезное — подготовка покушения на Сталина, шпионаж, диверсии, а эти люди, даже когда их били, ничего такого придумать не могли. Они играли в театре, писали стихи, лечили больных. Занимались ими отборные кадры Министерства госбезопасности СССР. Заместитель начальника Следственной части по особо важным делам полковник Владимир Иванович Комаров, позднее сам арестованный, напоминал о своих заслугах: «Особенно я ненавидел и был беспощаден с еврейскими националистами, в которых видел наиболее опасных и злобных врагов. Узнав о злодеяниях, совершенных еврейскими националистами, я исполнился еще большей злобой к ним и убедительно прошу вас, дайте мне возможность со всей присущей мне ненавистью к врагам отомстить им за их злодеяния, за тот вред, который они причинили государству».
Бывший директор одного авиационного завода, выживший после этих допросов, рассказал, что с ним делали на Лубянке: «Была показана дубинка. Комаров довольно детально и со вкусом объяснял, как ею орудуют, какие последствия на всю жизнь остаются у людей ее испробовавших… Я отказался дать показания. Комаров заставил меня встать, ударил два раза по лицу, при этом выбил два зуба, а затем вместе с Рассыпинским потащил меня к креслу и избил резиновой дубинкой. На следующем допросе меня уложили на пол, сняли полуботинки и били этой же дубинкой по подошвам и пяткам. Всего таких допросов было семь. После седьмого допроса я не выдержал и сказал, что готов дать показания». (Подполковник Анатолий Филиппович Рассыпинский, выпускник сельскохозяйственного техникума, служил в 6-м отделе — борьба с еврейским национализмом — 5-го секретно-политического управления МГБ СССР.)
У полковника Комарова, слесаря по профессии, было 7 классов образования. Когда посадят его самого, он честно расскажет:
— Мне министр Абакумов часто говорил: «Ты — дуб». Его упреки были справедливы, так как написание показаний арестованных у нас было слабым местом из-за общей малограмотности.
Полковника Комарова после смерти Сталина, в конце 1954 года расстреляют за совершенные им преступления…
Почему в сталинские годы обвиняемые признавались в самых невероятных преступлениях? Показания в буквальном смысле выбивали, и люди не выдерживали пыток. Следователи были уверены в изначальной вине арестованных евреев, в их природной склонности к совершению преступлений, в готовности предать родину. Это был этнический судебный процесс. Судили не за преступление, а за происхождение.