Эромемуары

– Мальчик, – вдруг заговорило изваяние каким-то нездешним, леденящим кровь голосом, – сними трусы и займи её место. Поторопись, мальчик!..

Но мальчик и не подумал поторопиться: лежал себе в песках ни жив, ни мёртв. Но – только до тех пор, пока двинувшейся к берегу женщине не пришла на ум блестящая идея, которой она не замедлила поделиться. Идея состояла в том, что за дополнительную плату эта особа не возражает против того, чтобы демонстративно потрахаться с этим мальчиком в прибрежных водах. Стоило мне услышать про трах, как…

Да, уважаемый читатель, я дал дёру. Буквально и фигурально. И виртуально тоже. Каюсь, память меня подвела. Не было ничего такого. Всё это привиделось мне тогда в обморочном состоянии в мандариновой роще. А может, и не тогда, а надысь – в старческой полудрёме возрастной бессонницы. Не стану скромничать – это мой творческий вклад в методику написания мемуаров: соврать (сфантазировать, сбрендить – угодное подчеркнуть) и немедленно в этом признаться. Можно, в двух словах – как я; а можно обильными словесами ассоциативных причин и диссациативных следствий по древу текста растечься…

На самом деле было всё иначе. На самом деле вышел я на берег моря, суицидальными мечтаньями сердца своего обуянный. В голове одна мысль – о подходящем для утопления камне. Пока искал грузило поувесистее, подоспела другая – резонная: чем я это грузило к своей суицидальной особе прикреплю? Причём крепить придётся так основательно, чтобы даже великий инстинкт самосохранения не смог от него впоследствии, то есть уже под водой, помочь мне избавиться.

И тут я очень кстати вспомнил о коптильне, находившейся буквально в двухстах метрах от того места на обширном пляже, где мы обычно купались и несли свою многотрудную спасательную вахту. Коптильня эта пребывала под ещё большим запретом, чем уксусные мандарины. Стоило кому-нибудь из нас сделать в её направлении лишний шаг, как нарушителя немедленно настигал уставной окрик: «Стой! Стрелять буду!» Неудивительно, что запретная коптильня в самом скором времени обросла, как заброшенный малинник сорняками, всевозможными слухами. Самым реалистичным из них представлялся слух о том, что там не рыбу коптят, а травку сушат…

Уж там-то, в коптильне, рассуждал я, наверняка найдется что-нибудь подходящее для страждущей водного суицида души и её бесполезного тела, то есть подходящего веса грузило и надёжный крепёж…

И смело направился к этой дощатой избушке без ножек.

Смелости моей хватило почти до самой цели. Почти – это примерно не доходя метров двадцати до коптильни, когда я вдруг услышал голоса. Тут-то эта подлая смелость меня и покинула. Предательски. Коварно. Без предупреждения. Пришлось в самом деле замереть на месте, действительно залечь и, поскольку всматриваться было без толку, – месяц вновь скрылся посачковать в тумане облачка – напрячь свой тонкий слух с незаконченным музыкальным образованием по классу скрипки…

Беседовали два мужика. Неторопливо, степенно, делая внушительные паузы на вдыхание и выдыхание дыма, – судя по мерзости доносившегося запаха, ничего общего не имевшего с душистой травкой наших слухов.

Сначала я не услышал ничего интересного: так, профессиональные подробности о плохом в этом году лове кефали и неплохом – бычков, о том, что погранцы вконец достали своими неумеренными аппетитами… Однако затем беседа плавно докатилась до животрепещущей для меня темы. О женщинах. Сначала один поведал о сексуальном тупике, в котором он очутился, ибо ни жена, ни любовница не доставляли ему тех радостей, на которые он рассчитывал, заводя их в своём обиходе. Затем другой, подхватив тему половых разочарований и достижений, выдал нечто для меня новое и неожиданное. А именно – поделился своими интимными сравнительными наблюдениями в области сексуальных обыкновений местных дам и приезжих туристок. Оказывается, русские женщины наутро после ночи траха все расцветают, делаются радостными, улыбчивыми, озорными, весёлыми, тогда как местные бабы (он сказал «наши кекелки»), наоборот, выглядят на следующий день сущими развалинами: всё у них болит, везде ломит и голова обязательно чем-нибудь обмотана – чтоб не раскололась на части…