Эротическая Одиссея, или Необыкновенные похождения Каблукова Джона Ивановича, пережитые и описанные им самим

Дорога тем временем незаметно перешла в узенькую городскую улочку, невысокие дома из песчаника и туфа стояли почти вплотную один к другому. Энколпий вел их уверенно, не оглядываясь, вот они миновали первую удочку, вошли во вторую, так же быстро и уверенно миновали и ее, вот и третья, а вот Энколпий замедляет шага и останавливается у зияющего дверного проема в четвертый дом от начала. — Все, говорит он, пришли, прошу! — и входит в дом.

Каблуков и Абеляр следуют за ним и оказываются в большой пустей комнате с кучей тряпья, заменяющей постели. Энколпий зажег светильник и поставил его на пол, предложив Абеляру и Д. К. располагаться как дома, вот только поесть у него — тут он махнул рукой, как бы говоря этим, что можно и поголодать, но голодать ни Абеляр, ни Джон Иванович не собирались, так что Энколпию было выдано несколько серебряных динариев, и юноша быстренько исчез, впрочем, так же быстренько вернувшись, но уже нагруженным большой корзиной с едой. Был тут и сыр, были и куски жареного мяса, был и хлеб, и пучки свежей зелени, и фрукты, и виноград, и глиняный кувшинчик с вином, впрочем, побольше объемом, чем ностратовский, так хорошо утоливший каблуковскую жажду поутру.

— Ну что, подкрепимся? — то ли спросил, то ли провозгласил Абеляр, незаметно для всех ставший центром компании. — Подкрепимся, подкрепимся, — ответил Каблуков, впиваясь зубами в сочное жареное мясо. — Вот ты где, Энколпий, — раздался с улицы смешливый голос. Каблуков обернулся и увидел в дверном проеме стройного кудрявого отрока лет шестнадцати. — Я весь город обегал, а ты тут сидишь и прохлаждаешься! — А в чем дело? — удивился Энколпий. — Аскилт нас ждет, — мягко и нежно проговорил Гитон, — сегодня мы званы в гости к Тримальхиону.

Глава седьмая,

в которой с Каблуковым происходит черт знает что!

— Званы, так званы, — пробурчал в ответ Энколпий, — можно и не ходить.

— Как это? — изумился Гитон. — Весь город там будет. Поторапливайся!

— Пойдете с нами, друзья? — спросил Энколпий у Абеляра.

— Отчего бы не сходить? — задумчиво проговорил единорог, загадочно подмигивая Каблукову.

— Нет, — вдруг выдохнул из себя Джон Иванович. — Вы, конечно, идите, а мне тут надо своими делами заняться.

— Смотри, — недоуменно сказал Абеляр, — но если надумаешь, подходи. Где это, Энколпий? — обратился он к новому знакомцу.

— Спросит — любой подскажет, — ответил юноша, уже выходя на улицу.

— Подходи, подходи, — повторил Абеляр, вновь загадочно подмигивая, и исчез вслед за Энколпием и Гитоном. Каблуков остался один.

Да, впервые за последние несколько дней Джон Иванович остался один. Собственно говоря, именно желанием этого и был вызван его отказ последовать на пир к Тримальхиону. Каблуков устал от людей и от чудес.

Каблукову хотелось помолчать, пошляться одному, да просто поваляться в четырех стенах, пытаясь разобраться в своей чертовой судьбе, что занесла его в эту тьму–таракань, в неведомый Греческий город, вот так, без всяких кавычек. Греческий город на берегу теплого и южного моря, а что дальше? Сколько можно бродить по времени и пространству в поисках всего лишь раз виденной им Виктории Николаевны, даже черты ее стали смазанными и невнятными за прошедшее время, а что касается его, каблуковского, бессилия… Д. К. осмотрелся по сторонам, в комнате, как и ожидалось, никого не было. Тогда Д. К. скинул тунику, стянул с себя плавки, и вот так, в чем остался, то бишь в чем мать родила, здоровенный, голенький, тридцатипятилетний Д. К. плюхнулся в кучу тряпья, заменявшую кому–то из их новых знакомцев постель, и начал внимательно изучать собственный пах. Все было как всегда. Курчавый черный лобок и длинный, но беспомощный кусок мяса, болтающийся ненужным придатком. Д. К. взялся рукой за член, пробежал по нему, погладил собственные яйца (есть еще замечательное слово «тестикулы») и попытался вызвать в сознании какую–нибудь очень уж сладострастную картинку. Но картинка не возникала, как не возникало и желание. Тогда Джон Иванович решил прибегнуть к механическому способу и начал старательно работать правой рукой. Результат был тот же, так что Д. К. не оставалось ничего иного, как встать, снова одеться и задуматься над тем, что ему сейчас делать. Торчать в комнатушке нет никакого смысла, и Д. К. решил пойти побродить по улочкам, а там — если, конечно, все будет о'кей, — можно добрести и до дома Тримальхиона. Где–то Д. К уже слышал это странное имя, но вот вспоминать, где и когда, ему было лень.

На улице было темно, лаяли собаки, светила луна. Почти как в дачном кооперативе «Заря коммунизма», подумалось Джону Ивановичу, и тут он решил дойти до берега моря и, может — если, конечно, вода теплая, — искупнуться. Давненько он не плавал, уже несколько лет, пожалуй, что с самого круиза на зюзевякинской яхте «Лизавета» не погружал Каблуков свое тело в ласковую и теплую морскую воду. Что же, до берега, судя по всему, недалеко, и Д. К. решительно зашагал в сторону моря.