Эротические страницы из жизни Фролова

Рядом с прекрасным всегда дерьмо. Это такой закон в человеческой природе, что ли? Он вложил в эту работу часть своей души. Не как бы, а на самом деле. Он это чувствовал. А где-то совсем рядом, - и он это тоже вдруг почувствовал как наяву, льется из-за нее чья-то невинная кровь, останавливаются сердца, и грязь, грязь, грязь, грязь…

Он почувствовал вдруг на спине чей-то взгляд и оглянулся.

В кресле, лицом к окну, сидела Флора. Она была одета точно так, как во время предыдущего своего визита к ним. И даже сумочка та же. Или косметичка.

Только на этот раз она была не настоящей.

И одежда на ней висела как-то не так. И сумочка была для нее как бы чужая. И сама она была как бы не та.

А ее дымчатый взгляд он так и не смог прочитать.

Хотя пытался это сделать все время, пока она находилась в кресле. И пока не растаяла совсем…

7. Доченька, дочурка…

В дверях лаборатории показался Варламов, и все головы - как по команде - повернулись в его сторону.

- Тебя, - выразительным жестом сообщил он, встретившись своим дальним северо-восточным взглядом с Виктором Фроловым.

Ну вот, опять "витюха" какая-то на мою голову, - сразу понял Виктор.

То же самое поняли и все его коллеги. Витюхами назывались особо хлопотные, занудистые работы, которые шеф принял за правило сплавлять именно ему. Они потому так и назывались.

В небольшом кабинете шефа в молчаливом ожидании сидели три посетителя, по физиономиям которых безошибочно можно было определить потенциальных заказчиков.

Одним из троих оказался Витька.

Так. Значит, снова "титаники"***. И снова Витька. Пути Господни расписаны, как по нотам.

Двое его соратников, - дама, явно бухгалтерская (ага - значит, дело пахнет серьезным торгом!), и быстроглазый мужичок, явно из породы уговорников, - тут же повернули заинтересованные взгляды к вошедшему спецу. А Витька только кивнул в знак приветствия, не отрывая взора от поверхности стола. Он выглядел потеряно-растерянным и в чем-то виноватым. Виктор принял это на свой счет, но ответного расстройства чувств демонстрировать, естественно, не стал.

- Посмотри, - небрежно кивнул на кипу копирок шеф, лишь скользнув по Виктору взглядом, - но это был как раз тот замечательный взгляд, который все его подчиненные обязаны знать назубок, - давай, мол, накручивай на всю катушку, а я потом буду с ними разбираться. И сразу перешел к своим как бы неотложным настольным делам.

К пояснениям, как и ожидалось, приступил уговорник, поочередно раскладывая чертежи на поверхности посетительского стола. И уже минут через десять картина перед Виктором вырисовалась почти во всех своих деталях. Прямо скажем - картина, очень его взволновавшая.

Это была авторская работа.

Настоящие авторские произведения он угадывал на раз, - от них у него в поддыхе появлялась характерная щекотка. И автора он себе представил моментально, - не по внешности, конечно, а по своему существу, - КаБэшный "пацан", емеля, из тех самых, на ком висит вся черновуха, но чьи идеи и инициативные наработки фильтруются всеми великими начальниками с особой тщательностью, - ведь из них и строится величие их собственных достижений. Обычно КаБэшные пацаны (здесь нет никакой связи с возрастом) происходят из породы так называемых неудачников, - собственных карьер у них почти не бывает, зато карьеры их произведений нередко оказываются головокружительными, конечно, если их в самом начале не обламывают в Лету***.

Именно такого рода облом предстал перед глазами Виктора.

Миниатюрный механизм, зафиксированный в чертежах, являл собою нечто вроде сустава, - скорее всего, для какого-то манипулятора, - с очень сложной конфигурацией трущихся поверхностей. Тот, кто эти поверхности шлифовал, - а делалось это явно стандартным набором технических и идеологических средств, - самым похабным образом запорол не только готовые детали (разговорник чуть ли не трясущимися руками открыл перед Виктором пенал с тремя пострадавшими экземплярами), но и саму идею. Точнее, конечно, не саму идею, а уникальный способ ее решения. А то, что решение было просто потрясающим, - кому-кому, а Виктору пояснять не было необходимости.

Это был настоящий "вечный зацеп". Если конструктору удается его поймать, трение рабочих поверхностей не только не изнашивает их, а наоборот, неизбежно притирает так, что функциональный эффект становится вечным и почти неизменным. Надежность выше разумного, - две или более частей становятся из раздельных по-настоящему единым целым, и функционирует это целое, пока не сотрется все целиком, чего, впрочем, на самом деле практически не бывает, поскольку значительно раньше выходит из строя все остальное.