– Она сама споткнулась, я ни в чём не виноват. Она сама… – кричал пьяный мужчина без майки в растянутых трико. – Это не я её убил… не я… она сама… дрянь.
Полиция уже скрутила мужчину и надела на него наручники. А тело молодой девушки врачи накрыли белой простынёй, не подпуская к трупу никого из посторонних.
Радмир пошатнулся, опираясь о стену спиной, ноги его стали ватными, в глазах потемнело, весь его счастливый мир рухнул в одно мгновение. Жёсткая боль колючей проволокой сковала его тело, в груди сжался воздух – стал спёртым и будто тухлым. Он не мог дышать. С трудом осознавая случившееся, Радмир опустил голову и его взгляд упал на пролёт между ступенями и зацепился за блеск. Это был перстень с рубином, выпавший из кармана Карины, подаренный ей матерью в память об отце. Он поднял перстень и сжал его в кулаке. Ярость и ненависть заполнили его сердце, лишь единственная мысль теперь занимала голову: «Ты не оставила мне любви, моя Кара… я отомщу».
Дяды
Одетый в чистую белую рубаху, длиной до пят, подпоясанный красным ремешком, босоногий Еремей шёл следом за ведуньей. Не смотря на почтенный возраст, старуха передвигалась быстро, попутно отгоняя зверьё и прочую нечисть шепотками и заговорами. Даже хозяин леса – медведь старался обойти стороной, что уж говорить про других.
Чем ближе они подходили к Лысой горе, тем чаще встречались попутчики, которых Маланья приветствовала кивком, лишь изредка перебрасывалась парой фраз с другими ворожеями и ведунами. В какой-то момент из маленького людского ручейка образовалась полноводная река из сотен нарядно одетых мужчин и женщин. Молодые девушки щеголяли веником из полевых трав, призывно улыбались парням, но дальше взглядов их общение не заходило. Ближе к полудню группа достигла ворот, которую охраняли дюжина мужчин с самострелами. Они глядели хмуро из-под укреплённых шапок, часто вытирая пот со лба тыльной стороной ладони.
Внимание Еремея привлекла красивая девушка с лукошком, что шла отдельно от остальных. Глаза её были печальны, да и сама горбилась, словно несла непомерный груз. На голове венок из ковыля и чертополоха, что смотрелся, как сорочье гнездо. Девушка бросила грустный взгляд на ворожея и улыбнулась уголками губ. Парень заворожённо смотрел на её тело, слегка скрытое под прозрачной рубашкой.
– Куды пялишься? – подзатыльником вырвала из грёз Маланья. – То с Древьнем в гляделки играет, то с "кукушки" глаз не сводит. Того ли я в ученики взяла?
– Кукушка? – переспросил Еремей. – Та самая?
– Та, да не та. Эх, не скоро ещё научишься отличать добро от зла, хотя с какой стороны смотреть, – старуха задумалась на мгновенье, собираясь с мыслями. – Птица откладывает свои яйца в чужие гнёзда, птенец-приёмыш сбрасывает своих неожиданных братьев и сестёр, чтобы получать всю еду от отчима и мачехи. А эта… – махнула рукой в сторону девушки, – разлучает семьи. Мужик, потерявший голову от похоти бросает всё, что нажил: семью, дом, надел и бросается в объятия твари. Через полгода-год, она брюхатая бросает своего избранного, а новорождённого меняет на продление молодости. Только вот мужик… Через год с тоски угасает и лезет или в петлю, или теряется в лесу.
– А почему тогда кукушка?
– Разница то в чём? В чужой дом пошла, чужую радость и любовь ворует, а те, у кого она отняла, сброшены с родного гнезда.
Еремей ошарашено смотрел на кукушку уже другими глазами. Но молчал не долго, новый вопрос уже готов было сорваться с губ, как бабка зашипела на него.
– Дома спросишь, тут не нужно.
В тот же миг мимо них прошёл старик без левого уха.
*
Тропа бурой лентой плелась все выше и выше, теряясь под тенью огромного дуба, а по ней с радостными улыбками идиотов шли крестьяне, рабочие и прочие служки. С хмурыми лицами людей было намного меньше, в них безошибочно узнавались старосты и старейшины, согнутые ответственностью, ведьмы и ведуны, преисполненные знаниями, суккубы и сатиры в предвкушении пучины сладострастия. Всё чаще попадались одноухие. И теперь не только мужчины и старики.
На большой поляне разбросаны палатки и временные стоянки для отдыха прибывших на праздник. В больших чанах варили пьяный мёд и овощные супы. На пеньках и брёвнах сидели девушки, поочерёдно вплетая друг другу в распущенные волосы полевые цветы, колосья пшеницы или ячменя. Люд был торжественно весёлый и беззаботно расслабленный. Остановившись в нерешительности, Еремей с завистью смотрел на молодых, вкушающих пенный мёд. Пока ведьма не сжалилась над ним.
– Иди. Погуляй. Сама тебя найду.