Error. Сбой программы

— Да, — Лилит наконец-то распахнула оконные створки, обернулась, — я ведь приду.

— Надеюсь, — честно сказал Зверь.

— Поцелуй меня…

И прямо в его руках тело ее выгнулось, обдавая жаром, вспыхнул воздух. Огненная птица вырвалась в белое небо. И растаяла там.

Зверь покачал головой, глядя на забытый на столе мобильник. Прошел в свою комнату, сгреб с пола залитые кофе наброски и сунул их, вместе с папкой в утилизатор.

Жизнь, чтоб ей, чертовски интересная штука.

* * *

Старшего администратора христианской правительственной сети Мигеля Вальдеса взяли прямо на рабочем месте. Среди бела дня боевики-храмовники ворвались в офис. Охрана, которую никто не предупредил, еще и моргнуть не успела, а бычки-спецназовцы уже исчезли. Вместе с Мигелем. Только мокрые следы ботинок на мраморном полу — сыро на улице.

Осталось лишь переглядываться изумленно, взглядами спрашивая друг у друга: за что? Вслух спрашивать опасались. Где гарантия, что завтра не придут за тобой? Как раз таки из-за лишнего любопытства.

— Два года! — Его Святейшество Папа расхаживал перед главой тайного секрета, — два года среди моих овец скрывался матерый волчище. Два года! Что ты делал все это время, сын мой?

Особист стоял навытяжку, ел Папу глазами, и понимал, что на вопрос нужно отвечать. Но в голову как-то ничего не приходило. Действительно, два года… Но ведь в конце-то концов взяли. Кажется…

Это самое «кажется» явственно читалось и в голосе разгневанного начальства. Потому что на «волчище», да еще и «матерого» стоящий тут же у стеночки Мигель Вальдес ну никак не походил. А походил он… да как раз на сисадмина. Разве что не очкаст, как большинство компьютерщиков. Да и то лишь потому, что зарплата позволила провести коррекцию зрения.

Привычка щуриться все равно осталась. Вот и щурился сейчас господин администратор сквозь упавшие на глаза пряди серебряных волос.

Вот интересно, прическа неуставная это причина или следствие у всех, кто с компьютерами возится? Скорее, следствие. Если верить фотографии в личном деле, устраивался Вальдес сюда будучи коротко стриженным.

В общем, щурился сисадмин, моргал изумленно. Но не испуганно. Похоже, не понял еще, что произошло, и свято верил: сейчас недоразумение прояснится, и он вернется к работе.

Это, право же, было бы идеальным вариантом. Хотя бы потому, что другого такого Вальдеса еще поискать. И не факт, кстати, что найдешь. Такие Вальдесы на дороге не валяются.

— Ну а ты, что скажешь, сыне? — Папа прекратил орать на особиста и уставился на жертву системы.

— Что случилось-то? — тот облизал губы, шмыгнул разбитым носом, — схватили, блин, притащили, стукнули… — подумал, и добавил: — два раза.

Насчет двух, врал, конечно. Треснули его один раз, так, для порядка. Поскольку сопротивления задержанный не оказывал, и вообще пребывал в прострации, характерной, надо сказать, для большинства этих вшивых интеллигентов в ситуациях с применением насилия.

— Ты знаешь в чем тебя обвиняют? — поинтересовался Его Святейшество.

«Говорить буду только в присутствии адвоката» — было написано на лице Мигеля Вальдеса. Увы, в договоре, заключаемом с каждым сотрудником христианской общины, был пункт, недвусмысленно заявляющий, что мирские юристы не имеют права вмешиваться во внутренние дела общины. А поскольку особисты были христианские, Папа — христианский, да и подвалы, где происходил разговор помещались непосредственно под резиденцией Его Святейшества (минус девятый этаж — ниже только Хранилище), дело это совершенно точно подпадало под определение «внутреннего».

— Понятия не имею, — взвесив все эти обстоятельства честно и искренне ответил Вальдес, — за травку, что ли? Так имею право. Я ж не белец, я вольнонаемный.

На сей раз он не врал ни единым словом. В чем в чем, а в этом Его Святейшество разбирался. И должность обязывала, и, знаете ли, происхождение. Вальдес, похоже, и не понял даже, что волчище — это он сам. То есть вообще не связал устроенную на его глазах выволочку со своей персоной.

Почесывая основание правого рога — привычка, еще со славных боевых деньков, когда этот рог сбили, почитай, начисто — Папа приблизил рыло к лицу сисадмина, заглянул в глаза, в самую душеньку глянул.

Ничего.

То есть, много чего, конечно, но срамота одна, а никак не основания для ареста.

Папа подумал и осенил Вальдеса Благословляющим крестом. Того скрючило — чуть из рук держащих его молодцев не вывинтился:

— Вы чего?! Вы чего творите?! Убьете же, сволочи!!!

Чист. Как есть — сплошная чистота и невинность. В смысле, не врет, не брешет, ничего важного не скрывает. А то, что вампир, так их с легкой руки Артура — чтоб ему пусто было, христопродавцу — работало в общине немало. Правда, после смены власти большая часть нежити поувольнялась — новому Папе особой веры не было.