Эртан (дилогия)

Мы синхронно потянулись за бокалами и приподняли их в приветственном жесте.

– За перемирие, – с суховатой улыбкой предложил Вереск.

– За перемирие, – согласилась я.

И посмотрим, что из этого получится.

В спальне было темно и неожиданно прохладно. Возможно, действовало какое-нибудь кондиционирующее заклинание. В конце концов, магу воздуха это должно быть раз плюнуть.

Чистое бельё я предусмотрительно постелила ещё днём, и теперь, стаскивая опостылевшие ботинки и тяжёлые дорожные брюки, сладострастно мечтала о том, как растянусь на свежей хрустящей простыне. Одна на просторной кровати – хочешь, ложись вдоль, хочешь – поперёк, никто не упирается в бок костлявыми коленками и не натягивает на себя одеяло. Мечта!

Но оставшись в одном белье, я зябко поёжилась, закуталась с головой в уютное пуховое одеяло и уселась посреди огромной кровати – замёрзший воробей посреди аэродрома. Впервые за последние несколько дней я осталась в полном одиночестве, и то ли с непривычки, то ли по контрасту с насыщенным событиями днём, вместо ожидаемого облегчения на меня навалилась тоска и депрессия.

Я одна. Совсем одна в этом чужом, жестоком, полном опасностей мире. Никому нет до меня дела. В том числе – и особенно! – этим новоявленным «друзьям». Что самое мрачное, даже Женя, мой кареглазый рыцарь, смотрит на меня лишь как на очередную загадку, которую надо разгадать – и идти дальше.

Неожиданно вспомнилась мама. Вот единственный человек, который любил меня по-настоящему. Почему умерла ты, а не я? Почему, мама?… Вот бы умереть, совершив что-нибудь героическое. Тогда Женя непременно обратит на меня внимание. Но будет уже поздно…

Я не выдержала накала страстей и расплакалась. Сидела, размазывала по щекам слёзы и чувствовала себя самым несчастным, самым одиноким, самым бесприютным существом в мире. Как отчаявшийся пятнадцатилетний подросток.

«Бинго!» – радостно пропел внутренний голос.

В первый момент я не поняла, что он имеет в виду. А когда до меня дошло, вскочила с кровати и лихорадочно принялась натягивать брюки. Точно! Ну какая же я свинья – совсем забыла про Ника. Бедный ребёнок проснулся от шума потасовки в гостиной, наверняка решил, что там без него началось самое интересное, а его все бросили, как бесполезную вещь, и теперь ужасно переживает.

«Бедному ребёнку, на секундочку, уже пятнадцать лет, – недовольно напомнил Умник. – С каких это пор ты взяла на себя ответственность за его душевное состояние?»

«Прояви сострадание, жлоб. Нам с тобой было пятнадцать не так давно. Жуткий возраст.»

«Ну-ну. Мальчишка посмотрел на тебя своими наивными большими глазами, разок попросил помощи – и готово дело, в тебе проснулся материнский инстинкт. «Игры, в которые играют люди», часть две тыщщи пятая с половиной. Юля, тобой так легко манипулировать, что порой мне становится за тебя просто страшно.»

«Зашибись, какой ты у меня умный, – огрызнулась я. – Просто диву даёшься, как я при таком гениальном советчике ухитрилась остаться такой дурой.»

«Ты просто не умеешь мной грамотно пользоваться, – пояснил внутренний голос, на сей раз без тени сарказма. – Не забывай, я ведь твоя интуиция.»

«Ну извини, дорогой. Руководство пользователя в комплект поставки не входило,» – от того, что я осознавала его правоту, мои слова прозвучали особенно мрачно.

Я тихонько постучала в соседнюю спальню.

– Кто там? – глухо спросили из-за двери.

– Это я. Юля. Можно войти?

– Да.

Ник сидел посреди кровати, закутавшись в одеяло.

– Что-то случилось? – голос у него был сдавленный от слёз.

Я покачала головой.

– Можно, я сяду?

Мальчишка подвинулся на пару миллиметров.

– Мне просто показалось, что тебе грустно и одиноко. Я… ну, чувствую такие вещи. Немного. Это так?

– Угу, – всхлипнул Ник.