Потом меня подобрали крестьяне, у них я и пришёл в себя окончательно, хотя совершенно не помнил, кто я такой и как попал к ним. Память о том, что было до «смерти» до сих пор не восстановилась в полном объёме. Иногда мне кажется, что тот, прежний, я всё-таки умер в Глостэнских лесах. Это одна из причин, по которым я не люблю, когда меня зовут родовым именем… Вереском меня назвали крестьяне – в моём бессвязном бреду это слово повторялось особенно часто.
В рассказе полуэльфа не было надрыва – видимо, всё, что могло отболеть, уже отболело. И всё же мне стало не по себе от его откровенности. Как обычно, в минуты неловкости хотелось ёрничать.
– Если это был гимн во славу жизни, то ему не хватило экспрессии. Впрочем, логики тоже.
– Ну что вы, какой гимн, – Вереск неожиданно улыбнулся (второй раз за вечер! Я делаю успехи). – Вы правы, кто я такой, чтобы судить вас – тем более, с моей небезупречной биографией… Хотя не стану скрывать, я рад, что моя жизнь – или, скорее, моя смерть – повернулась именно так. Ведь иначе у меня не было бы шанса встретить Женю.
А я? Рада ли я своей… гм… смерти?
«Ты не находишь, что любой ответ на этот вопрос прозвучит одинаково бредово?» – съязвил внутренний голос.
Да уж, это казуистика похлеще, чем знаменитое «Ты перестала пить коньяк по утрам?» И вообще вся эта история здорово отдаёт бредом. Однако стоит признать, что за последние три года моя жизнь ещё ни разу не была такой живой. У меня есть цель. У меня есть друг. И у меня – подумать только! – есть персональный враг. Оказывается, это придаёт жизни изрядную остроту ощущений.
Единственное, что не давало мне спокойно ответить «Да!» на собственный вопрос, это неподдельная боль в зелёных глазах под всклокоченной рыжей чёлкой. Наверное, остроты ощущений можно было добиться и менее дорогой ценой… Я привычно задвинула эту мысль на задворки подсознания. В любом случае, жалеть уже поздно.
«А радоваться – ещё рано», – оптимистично вставил внутренний голос.
Вот именно. Поэтому мне остаётся только наслаждаться моментом и… бояться.
– Я давно хотела вас спросить… Вы верите в то, что всё это, – я широким жестом обвела комнату, – всего лишь игра, виртуальная реальность, смоделированная и созданная другими людьми?
– Я верю в то, что в это верит Женя, – уклончиво ответил Вереск. – Я пока не видел аргументов ни в пользу его версии, ни против неё, так что вынужден воздержаться от суждения.
– А вам не страшно при мысли, что это может оказаться правдой?
– В чисто практическом смысле мне важно только то, что некто – в данном случае господин Милославский – может оказать существенное влияние на мир в целом и мою жизнь в частности. Но, насколько я понял, даже в Жениной версии мироустройства это не соответствует истине. А что?
– А мне страшно, – призналась я. – В отличие от вас, я-то точно знаю, что умерла. У меня свидетели есть. Что если я – уже не я, а просто набор электронных импульсов?
– Я не в курсе, что такое «набор электронных импульсов». Но, опять же, с чисто практической точки зрения, имеет значение только то, по-прежнему ли вы обладаете свободой воли или ваши мысли и поступки управляются кем-то извне. Если бы я был этим «кем-то», – после секундной паузы добавил Вереск, – я бы сделал так, чтобы подобные мысли у вас не возникали.
Разумеется, это была слабая вакцина против солипсического бреда, но я испытала благодарность к Вереску за попытку облегчить моё душевное состояние. Мир стал немного стабильнее.
– По правде говоря, Юлия, я восхищён вашим самообладанием. Я знаю многих людей, которые при попытке осмыслить тот факт, что они уже умерли, повредились бы рассудком. А вы ведёте себя так спокойно, словно эта маленькая неприятность случается с вами минимум раз в год.
– Самообладание тут ни при чём, – с кислой миной призналась я. – Просто я в хороших отношениях со своим подсознанием. Если какая-то мысль начинает всерьёз угрожать целостности моего рассудка, она немедленно утрамбовывается в такие закоулки, что и на танке не выберешься. Так что большую часть времени я об этом просто не думаю. Ну, знаете, как страус…
Вопросительный взгляд Вереска подсказал, что в Эртане это дивное создание не водится.
– Страус – это такая птица, у нас, на Земле. Правда, она не летает, но в данном случае это не важно. Когда страус встречает опасность, он прячет голову в песок. Думает, что если не видишь опасности, то её как бы и нет.
– И как же при такой политике ваши страусы ещё не вымерли как вид?
– Не знаю, – я озадаченно посмотрела на полуэльфа. – Никогда не задумывалась. Биология не мой конёк. Может, их природные враги умирают от смеха? Или от возмущения. – Я воодушевилась. – Вот представьте себе, что вы хищник… ну, не знаю, лев какой-нибудь, и вы гонитесь за страусом. Бежите, бежите, наконец, догоняете его… а там – задница. Что бы вы сделали?
Вереск усмехнулся:
– Я бы тихонько посидел рядом и подождал, пока он вылезет из своего убежища. Исключительно, чтобы посмотреть на выражение его лица, когда он увидит меня снова. А вы?