Есенин глазами женщин

Почему я в этом была уверена, до сих пор не знаю, но я повернулась от Ольги и решительно пошла в кафе. Зайти туда еще раз я не хотела, ждать кого-то было не в моем характере, я обошла дом кругом и, завернув в переулок, вошла в темный, совсем незнакомый двор. Придерживаясь правой стороны, старательно выбирая дорогу, пошла почти ощупью по двору. Задняя дверь кафе светилась тусклой лампочкой, но шум, доносившийся из открытой двери, показывал, что я у цели. Войдя в тесный коридор, я прошла несколько шагов и столкнулась с уставшим официантом, который фанеркой обмахивал разгоряченное лицо.

– Попросите сюда Сергея Александровича, – настоятельно проговорила я.

Официант, видимо привыкший, что поклонницы вызывают поэтов таким именно образом, пошел выполнять поручение.

Сергей Александрович, вялый, щуря глаза, вошел в полутемный коридорчик и спросил:

– Кто меня спрашивает?

Я шагнула к нему. Он попятился:

– Я же сказал, что никогда с вами знакомиться не буду…

Уж не помню, какими словами выражала я свое возмущение, мне казалось, что он меня смертельно обидел. Одно я точно помню, что, захлебываясь словами, сказала, какое отвратительное впечатление он на меня тогда произвел, сказала, что Зенин пошутил, а я обиделась и на Зенина, и на него, Есенина, и, наконец, сказала, что мне понравились его стихи и захотелось исправить свое грубое и нетактичное поведение – и вдруг наталкиваюсь на встречную грубость и непонимание. Ну что же, пусть, значит, действительно никогда больше мы не познакомимся и не подружимся.

Я резко повернулась и вышла на темный двор, под усилившийся за это время дождь. У меня горели уши, такая злость и обида охватила меня, что я ничего не видела и ничего не слышала. Мне кажется, что я просто бежала по Тверской. Недоуменные взгляды встречных прохожих заставили меня идти медленнее, и тут только я услышала голос Есенина:

– Постойте, куда же вы?

Он торопливо шел за мной, без пальто и шляпы, прямо по лужам, не разбирая дороги. Он поравнялся со мной и пошел рядом, что-то говорил, но я не разбирала слов, а потому ничего ему не отвечала.

Но вот и наш дом. Я вошла в вестибюль, Есенин шел за мной. Дежурившая в подъезде женщина удивленно проводила нас взглядом. Было уже поздно, лифт не работал, и мы молча поднимались на шестой этаж.

Ольга, услышав звонок, открыла дверь, посмотрела на Есенина и разочарованно проговорила:

– Все-таки пришли?

Не помню точно, как завязался разговор, как пили кофе, помню только, мы с Ольгой сидели в одном большом кресле и слушали Сергея Александровича. Он еле слышно, легкими шагами ходил по комнате, останавливался перед нами и читал, до утра читал свои стихи, и серый рассвет, лениво входивший в огромное окно, увидел двух молодых, присмиревших, зачарованных стихами женщин и побледневшего, вдохновенного поэта, которого не смущала маленькая аудитория, широко распахнувшая сердца искренним, полным тепла, мягким строкам стихов Есенина. Вот так я познакомилась с Сергеем Александровичем Есениным.

* * *

В молодости люди обычно начинают дружить с первого слова, с первого взгляда, с первого знакомства, но я не могу сказать этого о наших дальнейших отношениях с Сергеем Александровичем. Много было таких моментов, которые мешали нам подружиться. Встречалась я в то время, главным образом, с военной публикой, хоть фронт и перестал существовать, но спайка осталась. И все, почти все, за редким исключением, фронтовые товарищи, признавая Сергея Александровича хорошим поэтом, резко отрицательно относились к кафе «Стойло Пегаса». Дома у нас Сергей Александрович держал себя неуверенно. Его отпугивала, видимо, внешняя суровость и подтянутость некоторых товарищей из нашей среды.

В те месяцы мы виделись только в те дни, когда заходила я вечером в «Стойло Пегаса». Тогда Сергей Александрович непременно шел меня провожать, независимо от того, что приходила я в кафе не одна. Мы некоторое время гуляли по переулкам, если была хорошая погода, и всякий раз у подъезда дома он непременно говорил:

– Мы очень редко видимся. Приходите почаще!

Но все это резко изменилось, когда мои родители и мои дети, которые еще по старой привычке жили у дедушки с бабушкой, из совхоза переехали в Москву на постоянное жительство. Мы перебрались на самый верхний этаж, где была большая квартира, и вот уже в эту квартиру зачастил Сергей Александрович. Он сразу стал проще, милее и интереснее. У моей матери, большой любительницы старинных русских песен, и у Сергея Александровича нашлось общее – они могли петь часами, причем Сергей Александрович пел самозабвенно, прикрыв глаза.

В это время я из ВСНХ перешла работать редактором в Гослитиздат. Очень часто возвращаясь с работы, слышала еще у лифта, что в нашей квартире поют. Это значит, что Сергей Александрович у нас. Он обычно сидел на полу, на маленьком коврике, прислонившись спиной к шкафу, а мать сидела в кресле. Мое появление смущало их очень мало. Правда, иногда Сергей Александрович, словно очнувшись, говорил, что уже он и так засиделся, и торопился куда-то уйти.