Есенин: Обещая встречу впереди

Родители прочат ему продолжение учёбы в Московском учительском институте — он изо всех сил отнекивается, хотя сам догадывается — деваться всё равно некуда.

С поэзией ничего не получается, учиться не хотелось бы, но остаться в деревне и обратиться в мужика — вообще невозможно.

Что делать-то?

Разве что «закатиться звездой»…

8 июля 1912 года в доме отца Иоанна вновь приехавшая к нему погостить Анна Сардановская познакомила Сергея со своей подругой Марией Бальзамовой.

Панфилову Сергей отпишет: «…после трёх дней она уехала и в саду просила меня быть её другом. Я согласился».

В конце июля Есенин вступает с Бальзамовой в переписку, по-юношески нагоняя трагики: «Ну, вот ты и уехала… Тяжёлая грусть облегла мою душу, и мне кажется, ты всё моё сокровище души увезла с собою. Я недолго стоял на дороге, как только вы своротили, я ушёл… И мной какое-то тоскливое-тоскливое овладело чувство…» Всё это было бы подростковым театром, когда бы за этими словами не скрывалась возможность трагедии.

Едва Бальзамова уехала, Сардановские — Анна и её сестра Серафима (все её звали Симой) — сделали Сергея объектом издёвок в связи с зародившимся между ним и Марией чувством.

Анна Сардановская Есениным по-прежнему интересовалась — иначе так не насмехалась бы. Она взрослела и делалась всё более привлекательной. Но доступнее от этого не становилась: даже не целовались ни разу.

Мария Бальзамова выглядела чуть старше и серьёзнее Сардановской; она не была настолько хороша, но казалась милой и тем более первой пошла навстречу. Это ведь томительно и многообещающе, когда девушка, едва знакомая, вдруг предлагает дружбу. Есенин в письме Панфилову не без восторга охарактеризовал её как «тургеневскую Лизу» — значит, роман читал, о подобной подруге задумывался. И вот она явилась.

Правда, с ней тоже не целовался.

Есенин был совершенно неопытен.

Много лет спустя он, будучи не вполне трезвым, поведает одному знакомому, что был лишён невинности в 15 лет шестипудовой попадьёй. Почти наверняка выдумка: в Константинове, например, вообще никакой попадьи не было.

Наслушавшись в свой адрес острот от сестёр Сардановских, Есенин вспыхнул: ах, вы шутите надо мной, думаете, что я смешон? — я сейчас покажу вам, кто я, каким я был.

Прибежал домой и выпил эссенции — к счастью, совсем немного.

«У меня схватило дух и почему-то пошла пена», — признается он Бальзамовой только в октябре.

Всё поплыло перед глазами, кожа во рту сразу отошла — но, видимо, напугался, сплюнул, побежал за крынкой с молоком, начал себя отпаивать и снова плеваться.

Мать, наверное, потом удивлялась: а кто молоко-то всё выпил? Сергей, ты, что ли? Жажда, что ли, одолела? Или опять поил кого-то? А то у них самих молока нет.

…Никого не угощал.

Просто догадался о себе: однажды он это может сделать.

* * *

«Зачем тебе было меня любить и меня вызывать и возобновлять в душе надежды на жизнь, — писал Есенин Бальзамовой. — Я благодарен тебе и люблю тебя, Маня, как и ты меня, хотя некоторые чувства ты от меня скрываешь».

Очень характерно это «как и ты меня».

«Ох, Маня! — писал. — Тяжело мне жить на свете, не к кому и голову склонить, а если и есть, то такие лица от меня всегда далеко и их очень-очень мало или, можно сказать, одно или два. Так, Маня, я живу. Мать нравственно для меня умерла уже давно, а отец, я знаю, находится при смерти…»

Отец, кстати, в это время даже не хворал; но Сергею нужно было создать ощущение кромешной бесприютности, добиваясь от Бальзамовой вещей очевидных: чтобы его пожалели и, хотя бы на расстоянии, приласкали. Или, может быть, даже позвали в гости. Чтобы Маня однажды ответила: если, Серёжа, я вхожу в число этих двух людей, приезжай — склонишь голову ко мне, и я её поглажу.

Бальзамова, однако, ничего подобного не писала — более того, в ответ на есенинские подростковые стенания сообщала, что для неё всё удовольствие — танцы, и о нравственном падении матери Сергея вопросов не задавала.

Девушка, видимо, была совсем не глупа и вполне себе остроумна. В конце едва ли не каждой своей эпистолы Есенин приписывал: отправь моё письмо к чёрту, отправь моё письмо в ад. Вот уж ей делать было больше нечего.

Весной Мария Бальзамова окончила Рязанское епархиальное женское училище, а осенью уже стала учительницей в селе Калитинка Рязанской губернии: шагнула в самую настоящую взрослую жизнь и ждала от Сергея более осмысленных шагов.

Есенин же в августе переехал в Москву к находящемуся «при смерти» отцу, прописавшись в одном из домов купца Николая Крылова, в трёх лавках которого отец Александр Никитич многие годы отработал: на Большой Серпуховской, дом 2, в Большом Мартыновском переулке, дом 2, и в Большом Строченовском переулке, дом 24. Именно по последнему адресу, в шестой квартире, где жили купеческие служащие, поселился Сергей.

Отец устроил его конторщиком.

Через неделю Есенина-младшего уволили.

Причиной увольнения стал отказ Сергея вставать с рабочего места, когда входит хозяйка. Все вставали, а он — нет.

Отец ему:

— Ты что же творишь, сынок?

Сын отвечает:

— А я поэт. Вставать не буду и вообще — ухожу. Чтобы стать знаменитым.