Поначалу влияние этого известия не было особо заметно; но спустя неделю по городу расползлись слухи, что на стороне Германии выступит Турция и атакует Крым, а турок поддержат крымские татары; к тому же в Крыму большое количество немецких колонистов — значит, возможны провокации. (Вскоре всех немецких мужчин призывного возраста с полуострова выселят.)
Есенин сообщает отцу: «…я готовлюсь ехать каждый день. Оставаться в Ялте опасно, все бегут. Вследствие объявленного военного положения в Севастополе тут жить нельзя. Я бы и сейчас уехал, да нельзя».
Дальше начинается чехарда с деньгами, впоследствии ставшая для Есенина характерной.
Отцу он пишет, что деньги у него есть: «Я только выручил себя на стихах в ялтинской газете. 30 копеек за строчку».
Дальше — пуще: «Недавно я выступал здесь на одном вечере. Читал свои стихи. Заработал 35 рублей».
Отец, наверное, даже порадовался: всё-таки сын становится на ноги, справляется сам — не совсем пропащий.
Но одновременно Сергей шлёт Изрядновой письма («грозные», по её характеристике): высылай денег, надо возвращаться домой — а в кармане ни копейки.
Речь о том, чтобы она приехала к нему, естественно, уже не идёт.
Ни в одной ялтинской и вообще крымской газете стихов Есенина обнаружено не было — про свои публикации он, судя по всему, выдумал; да и с чего бы местные газеты платили автору в два раза дороже, чем московские журналы?
О литературном вечере, в котором мог бы участвовать Есенин, тоже ни малейшей информации — ни афиши, ни упоминаний, ни одного свидетеля. Сложно к тому же вообразить благодетеля, решившего заплатить сразу 35 рублей молодому человеку, имеющему в своём поэтическом багаже всего пять опубликованных стихотворений.
Изряднова, сама сидевшая без рубля, не смогла помочь немедленно и решила обратиться к своему отцу, что было для неё, судя по всему, не самым простым решением: у неё всё-таки уже середина срока, живот заметен. — «…А на что деньги-то, дочка?»
Тем временем отчаявшийся Сергей пишет московским товарищам по сытинской типографии: беда, помогите вернуться в Москву.
Те, тоже сидевшие на мели, в итоге направились — вот незадача! — к Александру Никитичу Есенину, в его мясную лавку, куда не раз заходили в компании Сергея.
Александр Никитич вздохнул и сам послал сыну 25 рублей.
Отец Анны Изрядновой тоже помог.
Из Ялты Есенин на автомобиле добрался до Алушты, оттуда — на Симферополь. В Симферополе сел на поезд и через Джанкой поехал в Москву.
Путешествие получилось весьма нервное; но всё-таки вообразите себе: поразительные крымские красоты, впервые увиденное море, начало мировой войны, паника в городе, две недели в Ялте, затем поездка через весь Крым… Для любого поэта это впоследствии могло бы стать поводом к сочинению отличного стихотворения.
О Крыме есть стихи у Державина, Ивана Дмитриева, Фёдора Глинки, Петра Вяземского, Пушкина (множество!), Бенедиктова, Апухтина, Полонского, Случевского, Анненского, Алексея Константиновича Толстого, Тютчева, Фета, Брюсова, Бальмонта, Бунина, Городецкого, Лохвицкой, Рославлева, Чёрного, Хлебникова, Ахматовой, Цветаевой, Ходасевича, Волошина, Эренбурга, Набокова, Клычкова, Чулкова, Георгия Иванова, Асеева, Маяковского…
Есенин не напишет ни одной крымской строчки, в его стихах не появится ни малейшего намёка на то, что он видел море, Севастополь, Ялту, горы.
В середине августа вернулся в Москву.
В сентябре устраивается корректором в типографию торгового дома «Чернышов Д. и Кобельков Н». по адресу: Мясницкая, Банковский переулок, дом 10.
Карьера поэта по-прежнему была для него совершенно недосягаемой.
Теперь попасть на фронт ему стало куда проще.
В сентябре Изряднова, наконец, сообщает ему, что беременна и ничего уже не поделать.
Отношение Есенина — удивлённое и озадаченное: жениться он не собирается, родителям сказать опасается, но… всё это как-то иначе заставляет посмотреть на самого себя. Не просто поэт, а вот — и ребёнок у него. Для образа — хорошо. Только что теперь со всем этим делать?
Изряднова сообщает о случившемся и уже непоправимом своему отцу. Скандал несусветный.
Есенин у них даже не появляется — а зачем? Ответ держать он всё равно не в состоянии.
По возвращении селиться с ней он не стал.
Зато считает своим долгом написать Бальзамовой: «…я уже не мальчик, и условия, любовные и будничные, у меня другие» — и подробно расписывает ниже, не конкретизируя, насколько он подл и беспринципен.
Есенин снимает квартиру на двоих с товарищем по революционной деятельности — Георгием Пылаевым. За Набором и Скакуном возобновляется слежка.
Они вновь выполняют какие-то нехитрые поручения, участвуют в нелегальных собраниях.
На одно из собраний, нежданная, является полиция и арестовывает практически всех — 26 человек, — кроме Есенина: тот сообразил выскользнуть через чёрный ход и дальше ушёл от погони по крышам. Ловкий рязанский парень.
Но самое важное в его жизни происходит не на нелегальных собраниях и не на встречах с округлившейся Анной.