Говорят, что он буквально удавил себя, удерживая рукой конец верёвки, хотя мог в любой миг сбросить её. Неправда.
Человек, попавший в петлю, тут же теряет координацию.
Чего бы Есенин ни захотел за миг до потери сознания — добить себя или освободить, — всё равно ничего не смог бы сделать.
Потом Сергей Клычков расскажет поэту Павлу Васильеву, что Есенин хотел пошутить: ожидая, что к нему вот-вот зайдёт Устинов или Эрлих, имитировал самоубийство — в надежде, что спасут.
Нет, не имитировал и спасения уже не ждал.
Он убил себя около четырёх утра. Никто к нему в это время прийти не мог.
Он знал, что хотел сделать, — и сделал.
…Но постиг я…
Верю, что погибнуть лучше,
Чем остаться
С содранною Кожей…[32]
Здесь можно было бы остановиться.
Но то, что происходит с человеком после смерти, не многим уступает тому, что случилось с ним при жизни.
Вопрос: человеку лучше знать об этом или, напротив, не знать никогда?
В июле 1912 года семнадцатилетний Есенин пишет Бальзамовой: «Что-либо сделать с собой такое неприятное? Или — жить — или — не жить?»
В октябре 1913-го — ей же: «Я не могу придумать, что со мной, но если так продолжится ещё, — я убью себя, брошусь из своего окна и разобьюсь вдребезги об эту мёртвую, пёструю и холодную мостовую».
«Исповедь самоубийцы» Есенин сочинил примерно в то же самое время: «Не мог я жить среди людей, / Холодный яд в душе моей. / И то, чем жил и чем любил, / Я сам безумно отравил».
Можно было бы отмахнуться от этих стихов: подростки часто взрослеют через суицидальные темы. Но…
Есенин написал:
…Я ль виноват, что жизнь мне не мила,
И что я всех люблю и вместе ненавижу…[33]
Есенин написал:
…Не пойду я к хороводу:
Там смеются надо мной,
Повенчаюсь в непогоду
С перезвонною волной. [34]
Стихотворение датируется 1911 годом, но дата эта явно неточная, оно сочинено минимум на три года позже. Есенин написал:
…На резных окошках ленты и кусты.
Я пойду к обедне плакать на цветы.
Пойте в чаще, птахи, я вам подпою,
Похороним вместе молодость мою…[35]
Есенин написал:
…Всё встречаю, всё приемлю,
Рад и счастлив душу вынуть.
Я пришёл на эту землю,
Чтоб скорей её покинуть.[36]
Есенин написал:
…Я хотел бы в мутном дыме
Той звездой поджечь леса
И погинуть вместе с ними,
Как зарница — в небеса. [37]
Есенин написал:
…Знаю, знаю, скоро, скоро, на закате дня,
Понесут с могильным пеньем хоронить меня…[38]
Есенин написал:
Не клонь главы на грудь могутную
И не пугайся вещим сном.
О будь мне матерью напутною
В моём паденье роковом. [39]
Есенин написал:
Кроток дух монастырского жителя,
Жадно слушаешь ты ектенью,
Помолись перед ликом Спасителя
За погибшую душу мою. [40]
Есенин написал:
Но и познав, я не приемлю
Ни тихих ласк, ни глубины.
Глаза, увидевшие землю,
В иную землю влюблены. [41]
Есенин написал:
И вновь вернуся в отчий дом,
Чужою радостью утешусь,
В зелёный вечер под окном
На рукаве своём повешусь. [42]
Есенин написал:
Слушай, поганое сердце,
Сердце собачье моё.
Я на тебя, как на вора,
Спрятал в руках лезвие.
Рано ли, поздно всажу я
В рёбра холодную сталь. [43]
На тот же размер сочинено девятью годами позже «Глупое сердце, не бейся…»; тон стал помягче, но смысл остался прежним.
Ещё одно стихотворение 1916 года «День ушёл, убавилась черта…» — своеобразная и беспощадная баллада о расставании человека с самим собой:
…С каждым днём я становлюсь чужим
И себе, и жизнь кому велела.
Где-то в поле чистом, у межи,
Оторвал я тень свою от тела.
Неодетая она ушла,
Взяв мои изогнутые плечи.
Где-нибудь она теперь далече
И другого нежно обняла.
Может быть, склоняйся к нему,
Про меня она совсем забыла
И, вперившись в призрачную тьму,
Складки губ и рта переменила.
Но живёт по звуку прежних лет,
Что, как эхо, бродит за горами.
Я целую синими губами
Чёрной тенью тиснутый портрет.
Это он целует собственный портрет в траурной окаёмке! С собой прощается!
Откровенно прощальное стихотворение того же года — «Прощай, родная пуща…»:
…Сияй ты, день погожий,
А я хочу грустить.
За голенищем ножик
Мне больше не носить.
Под брюхом жеребёнка
В глухую ночь не спать
И радостию звонкой
Лесов не оглашать.
И не избегнуть бури,
Не миновать утрат,
Чтоб прозвенеть в лазури
Кольцом незримых врат.
Он на тот свет собрался! Кольцом врат в лазури звенеть: «Загубивших душу пускаете?»
В 1917-м Есенин, повторяя слова Христа накануне распятия: «Или, Или! лама савахфани?» («Боже, Боже! зачем ты меня оставил?»), — прямо просит Господа не держать его на земле:
…Навсегда простёр глухие длани
Звёздный твой Пилат.
Или, Или, лама савахфани, —
Отпусти в закат. [44]
Тяжелейшее настроение Есенина 1915–1917 годов внешне почти никак не выражалось: выступал себе в Петрограде, желанной славы вкусил, «Радуницу», первую свою книжку, готовил к печати (как в 1925-м готовил к выходу первое собрание своих стихов).
Но по обвальному количеству суицидальных стихов видно, насколько непереносима была ему жизнь как таковая.
И не надо искать этому банальных человеческих причин.
Просто непереносима, и всё.
Навязчивые эти настроения были отчасти прерваны двумя революциями 1917-го.