Читаем Есенин: Обещая встречу впереди полностью

Говорят, что он буквально удавил себя, удерживая рукой конец верёвки, хотя мог в любой миг сбросить её. Неправда.

Человек, попавший в петлю, тут же теряет координацию.

Чего бы Есенин ни захотел за миг до потери сознания — добить себя или освободить, — всё равно ничего не смог бы сделать.

Потом Сергей Клычков расскажет поэту Павлу Васильеву, что Есенин хотел пошутить: ожидая, что к нему вот-вот зайдёт Устинов или Эрлих, имитировал самоубийство — в надежде, что спасут.

Нет, не имитировал и спасения уже не ждал.

Он убил себя около четырёх утра. Никто к нему в это время прийти не мог.

Он знал, что хотел сделать, — и сделал.

…Но постиг я…

Верю, что погибнуть лучше,

Чем остаться

С содранною Кожей…[32]

Здесь можно было бы остановиться.

Но то, что происходит с человеком после смерти, не многим уступает тому, что случилось с ним при жизни.

Вопрос: человеку лучше знать об этом или, напротив, не знать никогда?

* * *

В июле 1912 года семнадцатилетний Есенин пишет Бальзамовой: «Что-либо сделать с собой такое неприятное? Или — жить — или — не жить?»

В октябре 1913-го — ей же: «Я не могу придумать, что со мной, но если так продолжится ещё, — я убью себя, брошусь из своего окна и разобьюсь вдребезги об эту мёртвую, пёструю и холодную мостовую».

«Исповедь самоубийцы» Есенин сочинил примерно в то же самое время: «Не мог я жить среди людей, / Холодный яд в душе моей. / И то, чем жил и чем любил, / Я сам безумно отравил».

Можно было бы отмахнуться от этих стихов: подростки часто взрослеют через суицидальные темы. Но…

Есенин написал:

…Я ль виноват, что жизнь мне не мила,

И что я всех люблю и вместе ненавижу…[33]

Есенин написал:

…Не пойду я к хороводу:

Там смеются надо мной,

Повенчаюсь в непогоду

С перезвонною волной. [34]

Стихотворение датируется 1911 годом, но дата эта явно неточная, оно сочинено минимум на три года позже. Есенин написал:

…На резных окошках ленты и кусты.

Я пойду к обедне плакать на цветы.

Пойте в чаще, птахи, я вам подпою,

Похороним вместе молодость мою…[35]

Есенин написал:

…Всё встречаю, всё приемлю,

Рад и счастлив душу вынуть.

Я пришёл на эту землю,

Чтоб скорей её покинуть.[36]

Есенин написал:

…Я хотел бы в мутном дыме

Той звездой поджечь леса

И погинуть вместе с ними,

Как зарница — в небеса. [37]

Есенин написал:

…Знаю, знаю, скоро, скоро, на закате дня,

Понесут с могильным пеньем хоронить меня…[38]

Есенин написал:

Не клонь главы на грудь могутную

И не пугайся вещим сном.

О будь мне матерью напутною

В моём паденье роковом. [39]

Есенин написал:

Кроток дух монастырского жителя,

Жадно слушаешь ты ектенью,

Помолись перед ликом Спасителя

За погибшую душу мою. [40]

Есенин написал:

Но и познав, я не приемлю

Ни тихих ласк, ни глубины.

Глаза, увидевшие землю,

В иную землю влюблены. [41]

Есенин написал:

И вновь вернуся в отчий дом,

Чужою радостью утешусь,

В зелёный вечер под окном

На рукаве своём повешусь. [42]

Есенин написал:

Слушай, поганое сердце,

Сердце собачье моё.

Я на тебя, как на вора,

Спрятал в руках лезвие.

Рано ли, поздно всажу я

В рёбра холодную сталь. [43]

На тот же размер сочинено девятью годами позже «Глупое сердце, не бейся…»; тон стал помягче, но смысл остался прежним.

Ещё одно стихотворение 1916 года «День ушёл, убавилась черта…» — своеобразная и беспощадная баллада о расставании человека с самим собой:

…С каждым днём я становлюсь чужим

И себе, и жизнь кому велела.

Где-то в поле чистом, у межи,

Оторвал я тень свою от тела.

Неодетая она ушла,

Взяв мои изогнутые плечи.

Где-нибудь она теперь далече

И другого нежно обняла.

Может быть, склоняйся к нему,

Про меня она совсем забыла

И, вперившись в призрачную тьму,

Складки губ и рта переменила.

Но живёт по звуку прежних лет,

Что, как эхо, бродит за горами.

Я целую синими губами

Чёрной тенью тиснутый портрет.

Это он целует собственный портрет в траурной окаёмке! С собой прощается!

Откровенно прощальное стихотворение того же года — «Прощай, родная пуща…»:

…Сияй ты, день погожий,

А я хочу грустить.

За голенищем ножик

Мне больше не носить.

Под брюхом жеребёнка

В глухую ночь не спать

И радостию звонкой

Лесов не оглашать.

И не избегнуть бури,

Не миновать утрат,

Чтоб прозвенеть в лазури

Кольцом незримых врат.

Он на тот свет собрался! Кольцом врат в лазури звенеть: «Загубивших душу пускаете?»

В 1917-м Есенин, повторяя слова Христа накануне распятия: «Или, Или! лама савахфани?» («Боже, Боже! зачем ты меня оставил?»), — прямо просит Господа не держать его на земле:

…Навсегда простёр глухие длани

Звёздный твой Пилат.

Или, Или, лама савахфани, —

Отпусти в закат. [44]

Тяжелейшее настроение Есенина 1915–1917 годов внешне почти никак не выражалось: выступал себе в Петрограде, желанной славы вкусил, «Радуницу», первую свою книжку, готовил к печати (как в 1925-м готовил к выходу первое собрание своих стихов).

Но по обвальному количеству суицидальных стихов видно, насколько непереносима была ему жизнь как таковая.

И не надо искать этому банальных человеческих причин.

Просто непереносима, и всё.

Навязчивые эти настроения были отчасти прерваны двумя революциями 1917-го.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии