Именно это позволило ему делать такие скороспелые обобщения. Он, живший в Ленинграде, питался слухами и элементарно не знал ни быта Есенина и Мариенгофа в пору их обитания в Богословском переулке, ни с кем Есенин пил в 1923-м, в 1924-м и в 1925-м годах. Увы, чаще всего не с имажинистами.
Даже Ахматова, особенных симпатий к имажинистам не питавшая, заметила (цитируем дневники Лукницкого), что Лавренёв «не настолько знает имажинистов — не был близок с ними, чтоб так безапелляционно заявлять».
И добавила, что «Есенин не таковский, чтоб его приятели загубили, что он сам плодил нечисть вокруг себя, что, если б он захотел, такой обстановки не было бы».
Оставим в стороне эмоциональную сторону высказывания Ахматовой и скажем лишь, что утверждения Лавренёва действительно рисуют Есенина доверчивым деревенским пастушком, которого имажинисты практически шесть лет водили за нос.
Что, как мы помним, было не так.
Сразу понявший, кому адресованы обвинения, Мариенгоф обратился в правление Всероссийского союза писателей с просьбой или исключить его из союза, или «одёрнуть зарвавшегося клеветника Лавренёва».
Лавренёв ответил ему письменно: «Я же считаю себя в полном праве считать Ваше творчество бездарной дегенератской гнилью, и никакой союз не может предписать мне изменить моё мнение о Вас и Кусикове как о литературных шантажистах».
Пройдёт несколько лет, и Мариенгоф и Лавренёв помирятся и даже будут фотографироваться вместе; кажется, последний сам поймёт, что погорячился.
Как бы то ни было, к версиям убийства эта статья не имеет ни малейшего отношения — напротив, опровергает их.
В есенинском случае может тронуть не столько хотя бы одна из существующих версий — каждая из них осыпается либо сразу же, либо на пути к финалу, — сколько ощущение многоголосия. Кажущегося обилия слухов, доводов, сомнений. Ложного, впрочем, обилия, потому что из версии в версию кочуют одни и те же мнимые доказательства.
Человек, не бродивший в околофилологических болотах, может переспросить: разве бывает так много дыма — и без огня?
В том-то и дело, что только так и бывает.
Смерть вообще таинственна. Возле каждой смерти кормятся оголодавшие.
Смерть влечёт. Сильных — своя. Слабых — чужая.
Скажем, Пушкин.
Что гласят альтернативные версии его смерти, которых пруд пруди?
«Царский заговор с целью устранить вольнодумца». Практически как у Есенина.
На тему дуэли Пушкина написаны тома. Начиная с 1959 года пошли чередой отдельные публикации и целые книги с уточняющими или резко различающимися версиями.
Главная тема: фактически это была не дуэль, а убийство.
«Третье отделение знало о дуэли Пушкина с Дантесом, но намеренно отправило жандармов не на Чёрную речку»; «Почему на место поединка не вызвали врача и не составили подробного протокола?»; «Дантес был в нательной кольчуге»; «У Дантеса пистолет имел нарезной ствол, усиливавший убойную силу пули».
(Про Дантеса — всё неправда и легко опровергается. Сам поединок проходил в точном соответствии с условиями, подписанными секундантами.)
В одном месте пишут: «Пушкин был болен и сам написал злополучный пасквиль, чтобы спровоцировать императора». В другом: «Заговор масонов».
Одни твердят: «Пушкин искал смерти». Другие: «Пушкин был полон идей и творческих замыслов».
Напоминает Есенина? Ну, естественно.
Между прочим, «Заговор дегенератов» Лавренёва в основном пафосе своём, конечно же, родствен стихотворению Лермонтова «Смерть поэта».
Это ещё что! В недавних работах на тему дуэли Пушкина утверждается: Пушкин знал некоторые тайны Третьего отделения, и никакой Дантес его не убивал — это было заказное убийство.
А что Лермонтов?
Конечно же, перед нами ещё один царский заговор с целью устранить вольнодумца.
Организовал всё глава политической полиции Бенкендорф по приказу Николая I, который не смог простить Лермонтову стихотворение «Смерть поэта».
(Пара Блюмкин — Троцкий в этом контексте уже не кажется такой оригинальной.)
30 лет после смерти Лермонтова на любые публикации о нём был наложен строжайший запрет — лично государем.
(Запрет на есенинскую поэзию практически на те же 30 лет — в рифму.)
Версия, что Лермонтова убил стрелявший из кустов то ли казак, то ли жандарм, то ли преступник, которому пообещали помилование, впервые появилась в 1930-е годы.
Её автором выступил директор одного из лермонтовских музеев.
Убившая Лермонтова пуля, гласил акт освидетельствования тела, «попав в правый бок ниже последнего ребра», затем резко отклонилась в сторону и «вышла между пятым и шестым ребром левой стороны». Исследователь решил: траектория пули говорит о том, что убийца стрелял снизу, а значит это не Мартынов.
Исследователю, правда, не вняли — напротив, сняли с работы за профнепригодность.
Однако спустя 20 лет, в 1957 году, эту версию реанимировали и запустили в печать.
Профессионалы в недоумении пожимали плечами, но это предположение, с теми или иными изменениями, живо до сих пор.
Появляются всё новые и новые работы.
Есть версия, что в момент дуэли напали горцы, которые и убили Лермонтова.