Есенин: Обещая встречу впереди

В разгар появления всё новых и новых версий о событиях в гостинице «Англетер» майор запаса Виктор Титаренко поведал одному развлекательному журналу, специализировавшемуся на, как они это называли, «чудесных историях», что более двадцати лет назад в посёлке Ургау Хабаровского края, в бане, слышал рассказ бывшего зэка Николая Леонидовича Леонтьева. Тот якобы сообщил ему, что лично убил Есенина по заказу Троцкого. Дело в том, что у Троцкого в Ленинграде была любовница, которую Есенин у него отбил. И Троцкий велел Есенина кастрировать. Леонтьев вместе с Блюмкиным поехал кастрировать Есенина. Начали кастрировать, но Есенин оказал сопротивление, и Леонтьев его случайно застрелил, чем Блюмкин оказался очень недоволен.

Единственное, что нас заставило пересказать эту дикую историю, — тот прискорбный факт, что в несколько видоизменённом виде она послужила сюжетной канвой для финальной сцены известного телесериала о Сергее Есенине.

Чуть более правдоподобны воспоминания врача «скорой помощи» Казимира Марковича Дубровского, который якобы рассказал некоторые подробности вызова его смены в гостиницу «Англетер» жене, а та, десятилетия спустя, решила, наконец, открыть правду в письме Эдуарду Хлысталову.

Напомним, что (в пересказе жены) Дубровский увидел в номере «Англетера» «следы борьбы и явного обыска. На теле были следы не только насилия, но и ссадины, следы побоев».

Сразу скажем, что Дубровский действительно существовал.

Правда, работал он в 1925 году не врачом, как уверяла его жена, а медбратом.

Был ли он реально в тот день в гостинице, неизвестно: никакими документами это не подтверждается.

Ну, пусть был, не жалко.

Приехал, когда в комнате уже были люди. Горбов работал, кто-то курил, фотографы ходили с места на место, на полу лежал канделябр, за столом лежала тумба, на полу — раскрытые чемоданы. Может, табуретка ещё валялась, пока не подняли. Вот тебе и «следы обыска».

Про «насилие» мы уже писали: обожжённое лицо и порезанные руки вполне могли напугать молодого медбрата.

Вернулся домой и рассказал жене об увиденном.

Жена — спустя 65 лет — начитавшись разоблачений, написала Хлысталову письмо: вот и мой муж, вот и он…

Про то, что муж врачом тогда не был, за эти годы забыла — бывает.

Письма этого, кстати, никто не видел. Мог бы полковник Хлысталов его сфотографировать и опубликовать. К этой женщине съездил бы в гости — интересно же…

Ладно, на́ слово поверим. В любом случае в этом утраченном письме ничего такого нет. Дубровский увидел ту же самую комнату, которую видели в то утро более десятка литераторов, художников, фотографов.

Ещё более анекдотична упоминавшаяся нами ссылка Хлысталова на рассказ хирурга из Тульской области (неназванного), отбывавшего срок в Норильске, которому санитар (неназванный) рассказывал о шифротелеграмме, предписывавшей оперативным работникам распространять слух, что Есенин был английским шпионом и покончил жизнь самоубийством из страха понести ответственность за предательство.

И чего ж не распространили? Все бы поверили.

И напоследок.

Приведённые в одной из брошюр о гибели Есенина «воспоминания» Зои Александровны Никитиной, жены писателя Михаила Эммануиловича Козакова, о том, как она приходила в гостиницу «Англетер», — фальшивка, придуманная автором версии и остающаяся на его совести.

* * *

Ещё одна зацепка, которую тащат из версии в версию, — статья писателя Бориса Лавренёва «Казнённый дегенератами», опубликованная уже 29 декабря 1925 года в ленинградской «Красной газете» (№ 315, вечерний выпуск).

Утверждается, что Лавренёв чуть ли не прямым текстом написал о насильственной смерти поэта и едва не назвал его убийц.

Что, конечно же, не соответствует действительности.

Взволнованный и потрясённой смертью Есенина, Лавренёв пишет эмоциональную и, в сущности, несправедливую статью о том, что поэта погубила богема — явно подразумевается его имажинистское окружение в лице Мариенгофа и Кусикова:

«Литературные шантажисты, которые не брезгали ничем и которые подуськивали наивного рязанца на самые экстравагантные скандалы, благодаря которым, в связи с именем Есенина, упоминались и их ничтожные имена. Не щадя своих репутаций, ради лишнего часа, они не пощадили репутации Есенина и не пощадили и его жизни. Дегенерированные от рождения, нося в себе духовный сифилис, тление городских притонов, они оказались более выносливыми и благополучно существуют до сих пор, а Есенина сегодня уже нет. С их лёгкой руки, за ними потянулись десятки мелких хищников, и трудно даже установить, какое количество литературных сутенёров жило и пьянствовало за счёт имени и кармана Есенина, таская несчастного обезволенного поэта по всем кабакам, волоча в грязи его имя и казня его самыми гнусными моральными пытками».

Более того, в рукописном варианте статьи фамилии Мариенгофа и Кусикова были, но при публикации редакторы их сняли — потому что, конечно, перебор.

В статье Лавренёв прямо признаётся, что с Есениным не общался с 1918 года.