Есенин в быту

Встреча приятелей, как всегда, началась с застолья, а закончилась скандалом. Есенин отпустил какую-то пошлость в адрес дамы, бывшей с Блюмкиным. Тот пришёл в такое бешенство, что чуть не пристрелил поэта на месте. Во всяком случае, Сергей Александрович не на шутку струсил и поспешил на поезд в Тифлис. Две недели отсиживался там. 20 сентября вернулся в Баку с пистолетом, но Блюмкина в городе уже не было – чародействовал в партийной верхушке соседнего Ирана. Человеком он был непростым.

Есенин находился на Кавказе полгода. 1 марта 1925 года вернулся в Москву, а 27-го неожиданно (как упоминалось выше) вновь выехал в Баку. На этот раз ненадолго (с 25 июля по 3 сентября), с С. А. Толстой, будущей супругой. Жили «молодые» в Мардакянах, в роскошной даче под Баку. Хозяином её был П. И. Чагин, секретарь ЦК Компартии Азербайджана, первый заместитель С. М. Кирова.

В одном из посланий в Москву Софья Андреевна сообщала: «Изредка, даже очень редко, Сергей брал хвост в зубы и скакал в Баку, где день или два ходил на голове, а потом возвращался в Мардакяны зализывать раны. А я в эти дни лезла на все стены нашей дачи, и даже на очень высокие».

Поле одного из таких «скачков» Есенин попал в отделение милиции, где вёл себя настолько вызывающе, что был там избит, и стражи порядка не хотели выпускать его из своих рук.

После освобождения Есенина супруги решили вернуться в Москву. Из Баку выехали 3 сентября. Сергей Александрович всю дорогу, как говорится, «не просыхал». Шестого на перегоне Тула – Серпухов, возвращаясь из ресторана, Есенин перепутал купе и стал ломиться к дипкурьеру Адольфу Рога. Произошла перепалка с матерщиной и угрозами со стороны поэта. Усмиряли его транспортный дежурный, проводник вагона и комендант поезда. Составили акт о хулиганстве. Его подписали Рога и член Моссовета Ю. Левит.

По прибытии поезда в Москву Есенин и Толстая были задержаны и доставлены в отделение милиции. Там составили акт для возбуждения уголовного дела. Документ гласил:

«Мы, нижеподписавшиеся, составили настоящий акт 6/IX 25 г. в том, что при следовании поезда № 2к на перегоне станций Тула и Серпухов пассажир спального вагона № 2225 Сергей Есенин, гражданин Константиновского Кузьминской волости Рязанского уезда, проживающий в гор. Москве, проходя из ресторана по смежному вагону № 2244, в котором ехал дипломатический курьер А. М. Рога, в которое купе хотел несколько раз ворваться. На просьбу гражданина Рога держать себя прилично ответил площадной бранью, а также угрожал оскорбить т. Рога действием, что могут подтвердить ехавшие пассажиры спального вагона № 2244».

Акт подписали пять человек: сам Рога, член Моссовета Ю. Левит, транспортный дежурный Тюленов, комендант охраны поезда Кричевский и проводник вагона № 2244 Ульянов. После этого Есенин был отпущен до лучших времён. Но таковые для Сергея Александровича не наступали, так как Рога не собирался прощать поэту его хамства. Уже 8 сентября он подал рапорт о происшедшем заведующему отделения виз и дипкурьеров Народного комиссариата иностранных дел. Рапорт вместе с актом был препровождён московскому губернскому прокурору для «привлечения гр. Есенина к надлежащей ответственности».

3 октября губернская прокуратура направила документы дела в Краснопресненскую районную прокуратуру для привлечения Есенина к суду по части 2, 176 статьи Уголовного кодекса РСФСР. По этой статье карали за хулиганство, то есть «озорные, бесцельные, сопряжённые с явным проявлением неуважения к отдельным гражданам или обществу в целом действия». Наказание по этой статье предусматривало принудительные работы или лишение свободы до одного года.

17 октября суд принял дело к производству, и вскоре Есенин получил вызов туда, но, по своему обыкновению, проигнорировал его. Последовал второй вызов с предупреждением о последствиях за неявку. Пошёл и 29 октября дал следующие показания: «6 сентября, по заявлению дип. курьера Рога, я на поезде из Баку (Серпухов – Москва) будто бы оскорбил его площадной бранью. В этот день я был пьян. Сей гражданин пустил по моему адресу ряд колкостей и сделал мне замечание на то, что я пьян. Я ему ответил теми же колкостями.

Гражданина Левита я не видел совершенно и считаю, что его показания относятся не ко мне. Агент из ГПУ видел меня. Просил меня не ходить в ресторан. Я дал слово и не ходил. В Бога я не верю и никаких „Ради Бога“ не произношу лет приблизительно с четырнадцати. В купе я ни к кому не заходил, имея своё. Об остальном ничего не могу сказать.

Со мной ехала моя трезвая жена. С ней могли и говорить. Гражданин Левит никаких попыток к освидетельствованию состояния не проявлял. Это может и показать представитель Азербайджана, ехавший с промыслов на съезд профсоюзов».