На следующий день, придя в полное сознание, Есенин всё отрицал, ссылаясь на то, что ничего не помнит. Наговор милицейских злыдней? Но вот показания Ю. Ю. Эрлиха, одного из свидетелей безобразной сцены:
«Я сидел в клубе поэтов и ужинал. Вдруг влетели туда Есенин и Ганин. Не говоря ни слова, Есенин и Ганин начали бить швейцара и, продолжая толкать и бить присутствующих, добрались до сцены, где начали бить конферансье. Пришедший милиционер просил всех разойтись, но Есенин начал бить по лицу милиционера, последний при помощи дворника усадил его на извозчика и отправил в отделение. Он, Есенин, всё же бил опять дворника и милиционера. Подбежавший второй милиционер на помощь получил от Есенина несколько ударов по лицу. Затем Есенин начал бить дворников на протяжении всей дороги».
Есенин ушёл не просто из санатория, а из лечебного заведения для нервных больных. В медицинском заключении, выданном ему на руки, говорилось, что он «страдает серьёзным нервным и психическим заболеванием, выражающимся в серьёзных приступах расстройства, в навязчивых идеях и отклонениях». Это было серьёзное предупреждение профессионалов, которому великий поэт не внял.
Дело о скандале 20 января 1924 года суд приобщил к предыдущему – от 15 сентября 1923 года – и вынес постановление: «Есенин С. А., 28 лет, из гр-н Рязанской губернии и уезда, с. Константиново, беспартийный, не судившийся, поэт обвиняется
Во 1-х в хулиганстве, публичном оскорблении милиционера и в неподчинении законному распоряжению органа милиции, т. е. в преступлениях, предусмотренных 88, 176, 219 ст. ст. Уголовного кодекса, имевшим место 15 сентября 1923 года в кафе „Стойло Пегаса“
и 2) в тех же преступлениях, имевших место 20 января 1924 г. в кафе „Домино“. Вследствие сего и на основании ст. ст. 25, 29, 34 Уголовного кодекса, гр-н Есенин подлежит суду нарсуда Краснопресненского района. В судебное заседание подлежит вызову Есенин и следующие свидетели».
Выполнять требования Народного суда Краснопресненского района Есенин не собирался и бравировал своим «геройством». 9 февраля это вызвало очередной конфликт. Некий Семён Майзель заявил в 46-е отделение милиции:
«Сего числа около часу ночи я зашёл в кафе „Стойло Пегаса“ в доме 37 по Тверской улице и услышал, как гр. Есенин в нетрезвом виде говорил следующее:
– По делу моему жидов мне наплевать, и никого я не боюсь.
На моё возражение, что на него никто плевать не хочет, гр-н Есенин набросился на меня, но был удержан публикой и администрацией, нанеся при этом ряд оскорблений нецензурными словами. Прошу гр-на Есенина привлечь к законной ответственности».
В своих показаниях Есенин руководствовался основным принципом обвиняемых – всё отрицать: не знаю, не помню, на меня наговаривают. Читайте:
«В кафе „Стойло Пегаса“ никакого скандала я не делал, хотя был немного выпивши. Сего числа, около 2-х часов ночи я встал от столика и хотел пойти в другую комнату. В это время ко мне подошёл какой-то неизвестный мне гражданин и сказал мне, что я известный скандалист Есенин и спросил меня: против ли жидов я или нет, – на что я выругался, послав его по матушке, и назвал его провокатором. В это время пришли милиционеры и забрали меня в 46 отделение милиции. Ругал ли я милиционеров взяточниками и проч., я не помню».
Милиционер Шубин подтвердил показания «потерпевшего»: «Я был вызван в кафе „Стойло Пегаса“ к буйствовавшему там гражданину Есенину. Есенин действительно кричал и скандалил с посетителями, выходить из кафе отказывался и назвал милиционера „взяточником, мерзавцем“ и ругался площадной бранью».
В показании представителя власти значимо определение «буйствовавший». То есть в кафе 9 февраля произошла не словесная перепалка между двумя субъектами, а действительно разразился скандал. Итогом его стало заведение на поэта ещё одного уголовного дела.
Есенин не имел собственного жилья, а потому нигде не был прописан. Милиция обыскалась его, а когда нашла, потребовала свидетельство о месте его проживания.
«Справка.
Дана сия 46 отделению милиции в том, что проживающий в доме 2/14 по Брюсовскому переулку в доме „Правды“ С. А. Есенин находился в Шереметьевской больнице[94] на излечении порезанной руки.
20 февраля 1924 года. Комендант домов „Правды“».
В этот же день посланец 46-го отделения милиции явился в больницу с требованием выдать ему лицо, указанное в предписании суда. Есенин находился в очень тяжёлом состоянии, и администрация больницы дала 46-му отделению милиции заключение о невозможности выписки пациента.
Появление милиционера в больнице вызвало тревогу его друзей: сегодня поэта не выдали блюстителям закона, а завтра? За помощью обратились к А. А. Берзинь, которая имела связи в высоких сферах. При её содействии 10 марта Есенина перевели в Кремлёвскую больницу, куда милиции доступа не было.