Второй тычок был весьма убедителен, и Мариенгоф, сняв шляпу, заговорил:
– Извините меня, сделайте милость… обязали бы очень, если бы… о Шуберте или, допустим, о Шопене соблаговолили в двух-трёх словах…
– Что-с?
– Извольте понять, ещё интересуюсь давно контрапунктом и…
Есенин одобрительно кивал головой, и ключ в замке покоился только то мгновение, когда старик сочувственно протянул Мариенгофу руку.
– Готово! – возгласил Сергей.
Старик пронзительно завизжал и ухватил Есенина за полу шубы, в кармане которой исчез ключ. Сурово отведя руку хозяина дома, он ткнул ему в нос бумагу с фиолетовой печатью. Так в ноябре 1919 года появилась книжная лавка имажинистов, или книжный магазин Московской трудовой артели художников слова – утлое судёнышко надежды на материальное благополучие.
Душой книжной лавки был Д. С. Айзенштат, который занимался экономической стороной дела. Продавались в основном издания имажинистов, в букинистическом отделе можно было приобрести книги, выходившие до революции. Есенин и Мариенгоф не всегда стояли за прилавком, но всегда находились в магазине. По выражению И. Н. Розанова, «Есенин был тут вывеской, приманкой». Он не столько торговал, сколько раздаривал свои книги. Литературовед В. А. Мануйлов говорил:
– Есенин не любил торговать книгами, но охотно их надписывал и, как мне вспоминается, порою вызывал недовольство, когда брал с прилавка книжку стихов и дарил её посетителю. «Этак ты нас совсем разоришь», – сказал ему как-то при мне Шершеневич.
По свидетельству современника, лавка «Художники слова» была не только магазином, но и литературным клубом, в котором царила бодрая, весёлая атмосфера. Рюрик Ивнев вспоминал:
«Как-то, когда я зашёл в магазин, Есенин встретил меня особенно радостно. Он подошёл ко мне сияющий, возбуждённый и, схватив за руку, повёл по винтовой лестнице во второй этаж, в „кабинет дирекции“. По дороге сказал:
– Новое стихотворение, только что написал. Сейчас прочту.
Усадив меня в кресло, он, стоя передо мной, прочёл, не заглядывая в листок бумаги, который держал в руке, „Песнь о хлебе“, делая особенное ударение на строках:
Но я забежал вперёд. Это было позже. А в первый день моего знакомства с магазином он с явным удовольствием показывал мне помещение с таким видом, как будто я был покупатель, но не книг, а всего магазина.
Мариенгоф в то время стоял за прилавком и издали посылал улыбки, как бы говоря: „Вот видишь, поэт за прилавком!“».
А вот свидетельство другого поэта, Н. Г. Полетаева:
«Захожу я как-то в „Лавку имажинистов“. Есенин, взволнованный, счастливый, подаёт мне, уже с заготовленной надписью, свою только что вышедшую книжку „Исповедь хулигана“. Я тут же залпом прочитываю её, с удивлением смотрю на этого человека, шикарно одетого, играющего роль вожака своеобразной „золотой молодёжи“ в обнищалой, голодной, холодной Москве и способного писать такие блестящие, глубокие стихи.
– Знаешь, Полетаев, уже на немецкий, английский и французский перевод есть! Скоро пришлют – и с деньгами! – говорит Есенин с мальчишеской, хвастливой улыбкой.
А я не могу оторваться от книги. Я уже не здесь, в голодной Москве, я там – в есенинской деревне, как будто он какой волшебной силой перенёс меня туда.
– Зачем ты даже в такие стихи вносишь похабщину[32]
? – говорю я.Он долго нескладно убеждает меня, что это необходимо, что это его стиль. Возмущённый, говорю ему, что все „выверты“ и все „скандалы“ его – только реклама, – и ничего больше. Он утверждает, что реклама необходима поэту, как и солидной торговой фирме, и что скандалить совсем не так уж плохо, что это обращает внимание дуры-публики.
– Ты знаешь, как Шекспир в молодости скандалил?
– А ты что же, непременно желаешь быть Шекспиром?
– Конечно.
Я не мог спорить, я сказал, что если Шекспир и стал великим поэтом, то не благодаря скандалам, а потому, что много работал.
– А я не работаю?
Есенин сказал это с какой-то даже обидой и гордостью и стал рассказывать, над чем и как усиленно он сейчас работает.
– Если я за целый день не напишу четырёх строк хороших стихов, я не могу спать.
Это была правда. Работал он неустанно».
В книжной лавке Есенин познакомился с А. А. Берзинь, которая сыграла немалую роль в его жизни.
– Вышел отдельным изданием «Пугачёв», – вспоминала Анна Абрамовна, – и, проходя по Никитской мимо магазина, в котором продавалась эта книжка, я зашла, чтобы её купить. Около прилавка стоял Есенин, перед ним лежало несколько экземпляров «Пугачёва». Он взял книжку и с очень тёплой надписью передал мне (7, кн. 3, с. 61).
Побывали в лавке и односельчане поэта. А. Н. Силкин рассказывал: