Чтобы подпасть под революционную кару, великий князь Сергей должен был накопить и накопил бесчисленное количество преступлений перед народом. Его деятельность проявлялась на трех разных поприщах. Как московский генерал-губернатор он оставил по себе такую память, которая заставляет бледнеть даже воспоминание о пресловутом Закревском. Полное пренебрежение к закону и безответственность великого князя сделали из Москвы поистине какое-то особое великое княжество. Преследование всех культурных начинаний, закрытие просветительских обществ, гонения на бедняков-евреев, опыты политического развращения рабочих, преследование всех протестующих против современного строя – вот в чем выражалась роль убитого как маленького самодержца Москвы. Во-вторых, он был главой реакционной партии, вдохновителем всех репрессивных попыток, покровителем всех наиболее ярких и видных деятелей политики насильственного подавления, всех народных и общественных движений. Еще Плеве советовался с ним, его другом был Сипягин, его ставленником был Боголепов, затем Зверев. Он боролся против слабой попытки смягчения железного режима Святополк-Мирским, объявляя, что «это – начало конца». Он привел на место Святополка своих ставленников – Булыгина и Трепова, роль которых в кровавых январских событиях слишком известна. Наконец, его третье поприще, где его роль была наиболее значительна, хотя и наименее известна. Это – личное влияние на царя. «Дядя и друг государев» выступает здесь как наиболее беспощадный и неуклонный представитель интересов династии».
По Петербургу были расклеены листовки со словами Каляева своим судьям: «Я счастлив вашим приговором. Надеюсь, что вы решитесь его исполнить надо мной так же открыто и всенародно, как я исполнил приговор партии социалистов-революционеров. Учитесь смотреть прямо в глаза надвигающейся революции». Публичные казни монархия не совершала со времен процесса первомартовцев в 1881 году. Каляева перевезли из Петропавловской крепости в Шлиссельбургскую тюрьму и повесили там в ночь на 10 мая 1905 года. О казни стало известно только через десять дней, одновременно с сообщениями о позорном разгроме русской эскадры в Цусимском проливе. В Петербурге и губернских городах были расклеены листовки «Последний день Каляева»:
«Как всегда торчали из воды в этот день мрачные, угрюмые стены Шлиссельбурга. Много горя и страданий людских видели они, эти немые, бесстрастные свидетельницы ужасной страны. Река бушевала вокруг всю ночь, шумно Нева вздымала свои яростные волны, с силой ударявшиеся в выложенный из дикого плитняка крепостной вал. Стонал и выл ветер, но стены крепости уже привыкли к его унылым, надрывающим душу напевам и к шуму разъяренных волн, не давших уснуть несчастным обитателям таинственного острова. Но если стены привыкли к бурям, то на людей, особенно нервных, вой ветра и буря на Неве на этот раз действовала как-то особенно. Казалось, что и вой ветра и ярость волн говорили о том, что в крепости должно совершиться нечто ужасное даже для этого страшного места, полного мрачных преданий об ужасах таинственного былого.
Царское правительство потаенно убило Каляева в три часа ночи 10 мая. Мало того, оно десять дней скрывало от всей России свое злое дело. Погибший герой, мститель за попранные права трудового русского народа, не мог желать себе большего удовлетворения. Своими трусливыми действиями правительство признало себя подлым убийцей, скрывающимся под покровом ночной темноты, боящимся сознаться в свершенном им злодеянии.
Еще несколько ударов мощной руки борцов, подобных Каляеву, буревестников начавшейся революции, еще несколько этих сигналов к восстанию трудового народа, и под его напором свора палачей нашей родины уйдет в темное прошлое истории, полное страданий, унижений и бесчестья.
Слава тебе, светлый, счастливый товарищ!»
В имперских университетах студенты переписывали друг у друга стихи Ивана Каляева и вступали в партию социалистов-революционеров: