Эсеры. Борис Савинков против Империи

Весной 1905 года партия социалистов-революционеров располагала армией в семьдесят тысяч бойцов, пропагандистов, агитаторов, боевиков, террористов. Партия социал-демократов Ульянова-Ленина, несмотря на внутренние разногласия между большевиками и меньшевиками, также была достаточно многочисленна и успешно действовала среди рабочих, разворачивая первую русскую революцию. Зимний дворец, уже вызывавший недовольство в обществе бездарно проигрываемой японской войной, был напуган, но не очень, так как не понимал неотвратимости надвигающейся бури, вызванной самим самодержавием. На следующий день после московского взрыва великого князя Сергея Александровича в Петербурге Николай II собрал Совет министров, попытавшийся поговорить о теоретической возможности привлечения народных представителей к законодательной деятельности. Новым министром внутренних дел был назначен главный советник взорванного князя, исполнявший обязанности московского генерал-губернатора А. Булыгин, видный представитель реакционной партии и противник любых реформ. Ему было поручено выработать положение о царско-державной государственной думе. 18 февраля газеты опубликовали Высочайший рескрипт, о том, что планируется и вот-вот начнется работа по «привлечению избранных от народа людей к участию в предварительных разработках и даже обсуждении законодательных предположений». Такие манифесты уже публиковались и ранее. Но ситуация в управлении империи оставалась прежней и неизменной, но в феврале 1905 года так действовать было уже нельзя. Державе грозил не обычный кровавый бунт части отчаявшихся подданных, не имевших никакой программы, а атака двух активно-революционных партий, поддерживаемых обществом и вызывавших сочувствие в народе. Тем не менее, Зимний дворец по своей вековой привычке с реформами решил тянуть до последнего, авось пронесет. Не пронесло. Еще можно было обойтись без несусветной горы многомиллионных трупов. Не обошлось. У Зимнего дворца, в начале ХХ века почему-то никогда не боявшегося пролития человеческой крови, такого желания не было. Между тем, созданный Петром и Екатериной Великими имперский запас прочности стремительно приближался к нулю.

Другие февральские манифесты не забыли призвать общество к борьбе с крамолой, газеты публиковали высочайший указ Сенату, который был должен возложить на Совет министров «рассмотрение поступающих от частных лиц и различных учреждений и организаций заявлений и ходатайств, касающихся усовершенствований государственного благоустройства и улучшения благосостояния». Чье благосостояние должно улучшиться, в указе не уточнялось, но общество давно знало эту социальную группу имперских подданных. Дело житейское.

Земства, экономические и профессиональные общества, городские думы активно обсуждали проблемы народного представительства в управлении империей, писали резолюции, адресы, петиции, заявки, проекты государственных преобразований. Революционные партии активно и плодотворно участвовали в очередном всеобщем возбуждении. Все понимали, что Зимний дворец в очередной раз испугался, и причиной испуга была террористическая деятельность Боевой Организации Партии социалистов-революционеров, чей руководитель и признанный вождь действовал в активном контакте с имперским Департаментом полиции.

Совсем скоро общество в очередной раз поняло, что самодержавие без народного мордобоя хронически неспособно к реальным и не только реформам, но и вообще к любым действиям на благо подданным. О народных проектах государственного переустройства говорили, что собака лает, а ветер носит. Монархия почему-то была уверена, что деятельность министра внутренних дел А. Булыгина даст ей возможность успешно и активно отдохнуть летом, ничем, по привычке себя не утруждая, но тут грянула гибель российского флота в Цусимском сражении. Это был неслыханный имперский позор, быстро создавший в державе революционную ситуацию. Эсерам стали подражать во многих губернских городах, поскольку успешные террористические акты у некоторых людей вызывают желание их повторить. Начальник Киевского охранного отделения, Александр Спиридович, пока еще ротмистр, так как еще не выдумал липового покушения на императора Николая II, писал:

«Революционные победы сразу же стали отражаться на общем положении и на секретных сотрудниках. Они всегда были термометром настроения: берет верх правительство – они энергичны и решительны, чуть начинает одолевать революция – они ни то, ни се, говорят неопределенно, думают об отъезде, вообще начинают шататься. Почувствовалось, что многие из осведомителей зашатались. Смелее стали вести себя по отношению к филерам и наблюдаемые лица. Это тоже был нехороший показатель. Все шло тогда влево. Конструкция как бы официально носилась в воздухе. Идейно самодержавие уже было похоронено нашей интеллигенцией.