Эсеры. Борис Савинков против Империи

Во главе Боевой Организации стоял член-распорядитель, обладавший диктаторскими полномочиями, хладнокровием и колоссальными организационными способностями. В Боевой Организации шел большой приток желающих совершить теракт, большое количество пожертвований. В начале ХХ века то, что политическое убийство – это все равно убийство человека, чья вина не установлена судом, революционеров уже не останавливало. Не взорванные министры внутренних дел империи в день отставки с поста официально пили за то, что остались живы. Главным критерием политического убийства была, все же не должность, а одиозность сановника, общественное мнение, чиновник, как символ самодержавных репрессий. К 1905 году террор стал массовым, Центральный Комитет партии эсеров уже был не в состоянии контролировать все имперские террористические акты. Первыми в революционной убийственной очереди стояли градоначальники и губернаторы, любители массовых расправ над рабочими, крестьянами, студентами. Виктор Чернов писал: «Мишени террористических ударов партии были почти всегда самоочевидны. Ведь смысл террора был в том, что он как бы выполнял не писанные, но бесспорные приговоры народной и общественной совести». Произвол стал нормой не только у самодержавия, но и у революции. Террористов называли героями, политическое убийство – подвигом, и так считали не только революционеры, но и многие члены общества. Революционное насилие было единственным способом противостоять произволу монархи. Политическое убийство стало отчаянным, последним и неизбежным ответом революционеров на длительное и неумолимое злоупотребление самодержавия властью. Царской виселице отвечали револьверы революции, а вскоре в оппозиционной среде запели: «Мало веры в револьверы, надо бомбы в них кидать». В империи пошла война на уничтожение противников, и в итоге победителей не оказалось.

Азеф знал почти все об эсеровских акциях, но, когда ему было выгодно, а так случалось часто, в докладах Департаменту полиции ограничился намеками, которые не помогали, а сбивали охранников и жандармов. Азеф знал каждый шаг своего начальника Гершуни и своего заместителя Савинкова, но их не выдал. Когда Савинкова в Севастополе опознали и взяли филеры, Азеф дал колоссальные деньги на подкуп тюремщиков, и Савинкова вывел на свободу из каземата караульный офицер. Азеф действовал так, чтобы полиция не могла заявить, что им не было доложено о новой конспирации и акте, а товарищи революционеры не могли обвинить его в провалах. На эсеровских браунингах выбивалась надпись «по делам твоим воздается тебе», и они стреляли точно в цель все чаще и чаще. Взрывались революционные бомбы, падали навсегда столпы самодержавия, и обо всем этом в подробностях знал Азеф, державший охранников почти всегда с завязанными глазами. Полицейские были уверены, что Азеф почему-то будет доносить сам на себя, и авторы так и не смогли определить, сколько они перед этим выпили. Охранники, достойные продолжатели дел идеологов имперской провокации Судейкина и Зубатова, ждали от тысяч секретных сотрудников самопожертвования, верили в самодостаточность и непогрешимость полицейской агентуры, и в ужасной шахматной партии монархии и революции теряли одну фигуру за другой. Разговоров о ничьей вскоре не стало и к королю приближался и приближался «мат».

Азеф сообщил в Департамент полиции о готовящемся покушении на уфимского губернатора Богдановича, когда он уже был убит. Азеф сообщил охранникам, что Плеве будет убивать Егор Сазонов, он сделал это так, что эсеровского боевика полиция опознала через две недели после удачного покушения, пред которым Азеф, Савинков и Сазонов жили на одной квартире и готовились к министерскому взрыву. Азеф подготовил убийство московского генерал-губернатора и великого князя Сергея Александровича, оказывавшего колоссальное влияние на внутреннюю политику империи, и ни чем не выдал себя своим полицейским кураторам. Во время партийного суда над Азефом было официально установлено, что он в пользу революции делал намного больше, чем в пользу полиции. Только после поражения революции 1905–1907 годов Азеф стал верой и правдой служить почти только Департаменту полиции и поэтому был раскрыт революционерами. Он сам принимал в Боевую Организацию юношей и девушек, и вскоре подводил их под самодержавную виселицу.