Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

Столыпин доложил государю историю, которая взбудоражила всю Европу. Премьер-министр напомнил о той помощи, какую оказал Азеф политической полиции, о десятках предотвращенных им покушений, в том числе и на жизнь самого государя.

Николай Александрович возмутился:

— Азеф — настоящий патриот, а вот Лопухин — негодяй. Когда вернется в Россию, отдать его под суд.

В феврале 1909 года за разглашение служебной тайны и за пособничество партии террористов суд приговорил бывшего директора Департамента полиции к четырем годам каторги. По указанию государя каторга была заменена ссылкой в Сибирь.

…Великая империя шаталась, чтобы спустя несколько лет рухнуть в обломках и человеческих стенаниях. Те, кто рушил империю, погибнут первыми.

Эпилог. Могила № 446

Случайная встреча

Рождество 1917 года, Берлин. Мировая война еще длилась, но витрины магазинов украшены ветками хвои, шелковыми лентами, детскими игрушками.

По широкой Лейпцигерштрассе неспешно шел прилично одетый, высокого роста человек. Было ощущение, что никаких дел у него нет, что нигде его не ждут и торопиться ему некуда. Это был Евно Фишелевич Азеф.

Навстречу Азефу попался неприметный господин среднего роста и с бритым лицом, в очках и с тростью в руке, в некогда дорогой, теперь изрядно помятой велюровой шляпе и длиннополом пальто в елочку. Он по-немецки обратился к Азефу:

— Простите, господин! Как мне пройти к телеграфу?

— Это в начале Обервальдштрассе, — отвечал Азеф и в свою очередь спросил: — Сударь, вы, если судить по акценту, из России?

— Да, — отвечал человек. — После вынужденного отречения государя жить в России стало трудно, а после захвата власти большевиками сделалось и вовсе невозможно. Грабежи, убийства, насилие — это будни бывшего могучего государства. А вы, вижу, тоже русский?

Азеф улыбнулся:

— Еврей из России. Уже много лет живу в Германии.

— И как вам тут?

— Ни вам, сударь, ни вашим детям такой жизни не пожелаю. Еще не прошло недели, как я освободился из Моабита, да и то потому, что у меня сохранялся на пальце громадный бриллиант, подарок любимой женщины. Я отдал перстень за свое скорейшее освобождение.

— Позволите спросить, за какую вину вам был прописан Моабит?

— Единственной виной было то, что я — подданный Российской империи, с которой Германия находилась в состоянии войны. Поверьте, два с половиной года лишения свободы — это жуткое мучение, о котором не может судить человек, не сидевший в тюрьме.

— Но ведь в Германии много русских и далеко не всех спрятали за решетку.

— У меня имя слишком громкое, чтобы оставлять на свободе. Меня зовут… Евно Азеф.

Человек от удивления вскрикнул:

— Не может быть! О вас уже столько лет трубят газеты всего мира, вы более знамениты, чем кайзер Вильгельм. Я много лет вспоминал вас… Ведь я познакомился с вами, когда вы были ребенком.

Азеф вытаращил глаза:

— Каким образом?

— Я математик Виктор Ломакин и в свое время посетил Петровское реальное училище в Ростове-на-Дону. Вы поразили меня математическими способностями, решив ту задачу, которую до вас осилил лишь великий Гаусс.

Азеф улыбнулся:

— Как же мне забыть вас! Вы разбудили во мне любовь к математике. Я всю жизнь не расстаюсь с книгами… Вот… — полез в боковой карман плаща, вытащил потрепанную книгу, — это знаменитый Пафнутий Чебышёв, его математический труд «О квадратах».

— Да что мы стоим среди улицы? Пошли в какое-нибудь кафе, — предложил Ломакин.

— Если уж куда идти, так в хороший ресторан. Скажем, в «Эрмитаж». — И, заметив смущение спутника, добавил: — Мы, русские, когда попадаем за границу, даже если у нас мало денег, то все равно гуляем в лучших ресторанах и даем самые большие чаевые. А у меня к тому же деньги есть. — Улыбнулся. — Потратить не успею. Отправил бы детям, да они стыдятся своего отца и свой адрес мне не сообщили. — Поманил проезжавшее авто, приказал шоферу: — Любезный, отвези на Францезишесштрассе!

Водка под семгу

Весь вечер они провели в роскошном ресторане. Стены были красочно расписаны: бородатые воины с копьями, Московский Кремль, множество церковных куполов. Здесь имелись русские кушанья: винегрет, соленые огурцы, маринованные грибы, холодец с чесноком. Официанты — русские, они наряжены в белые рубахи навыпуск и перевязаны кушаками. Подавали и самовары. И в зале отовсюду слышалась русская речь — Европа наполнялась нашими беженцами.

Ломакин спросил:

— Что пить будем?

Азеф печально усмехнулся:

— Я уже давно не пью, не курю. А вы — бога ради… Кстати, много лет я не ем мяса — ведь это трупы животных. Впрочем, под семгу рюмку-другую пропущу…

Они говорили о несчастной судьбе России, о том, что по всем расчетам большевиков скоро не станет. Однако ждать хорошего в бывшей империи еще долго не приходится, пока на трон не сядет новый грозный царь, который на всех нагонит страху. Но жить под грозным царем — радость небольшая.

Азеф был как никогда откровенен. Он с усмешкой произнес: