Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

— Приятного аппетита, господа! Простите за беспокойство… — Человек посмотрел на Азефа. — Уже много лет мне не дает покоя один вопрос, на который только вы можете ответить.

Азеф небрежно сказал:

— Сударь, вы меня с кем-то перепутали, я не имею радости быть с вами знакомым.

Человек улыбнулся:

— Это говорит лишь о том, что я хорошо работал. Я был в Московском охранном отделении наружником, филером. Меня зовут Геннадий Иванович Волков, агентурная кличка Волчок. Я однажды со своими разведчиками следил за вами, но вы перехитрили нас.

Азеф оторопело взглянул на человека, потом расхохотался и пророкотал:

— Вы для меня теперь как родной папа, вы напомина ете давно ушедшие золотые годы… Присаживайтесь к нам. Эй, лакей! Водки нашему гостю, икры черной и закусок разнообразных.

Подбежал официант, спросил:

— А на горячее? Паровая осетрина с хреном и солеными огурчиками — пальчики оближете…

Волчок признался:

— В этом голодном Берлине я отвык от такой роскоши. — Он с наслаждением вытянул водку, съел малосольную семгу и только тогда поднял глаза на Азефа. Сказал мечтательным голосом, словно вспоминал о чем-то необыкновенно прекрасном: — Было это, повторяю, много лет назад. Я и двое моих помощников получили задание следить за вами. Вы сели на извозчика у «Альпийской розы» на Софийке и остановились у магазина Елисеева. Потом вы прошли в служебные помещения и как сквозь землю провалились. Мы вас потеряли, мне мой начальник Медников устроил жуткий разнос и оштрафовал на три рубля.

Ломакин, чуть улыбаясь, с любопытством поглядывал на собеседников.

Азеф сказал:

— Я прятался и от охранки, и от террористов. Вот почему я тогда брал уроки у начальника российских филеров Медникова. Я должен был умело уходить от слежки.

Волчок вздохнул:

— Евстратий Павлович умер в четырнадцатом году, умом тронулся — собачья работа довела. Прекрасный был человек! Печально кончил и начальник московской охранки Зубатов. Он сидел дома, завтракал. Развернул газету — там сообщение об отречении государя. Зубатов вышел в соседнюю комнату, и семейные услыхали звук выстрела. Прибежали — Сергей Васильевич лежит с простреленным сердцем и с револьвером в руке. Ратаев, если помните, еще в пятом году вышел в отставку и поселился в Париже. Дошел слух, что недавно он умер. Но ответьте: куда вы исчезли в магазине Елисеева?

Азеф улыбнулся:

— Я заметил прослежку. По этой причине прошел служебным коридором во двор. Я знаю московские дворики, в них всегда есть несколько выходов. И тут было три арки — слева, прямо и направо. Но две первые перекрыты воротами — хозяин там устроил склады. Открыта арка справа, в Козицкий переулок. Но коли за мной следят, так этот выход наверняка под контролем. Двор замкнут со всех сторон домами, дверей — ни одной. Но там есть, — Азеф хитро подмигнул Волчку, — на невысоком первом этаже окна! Я вскарабкался в одно из них, вижу — семья сидит за столом у самовара. Они вылупили глаза и открыли рты, чтобы кричать «караул». Я строго сказал: «Я полицейский агент! Здесь опасный вор не пробегал?» Хозяева забормотали: «Никак нет!» — «Где у вас дверь?» — «Вот, господин агент, выход!» Так я выскочил в соседний двор, оттуда на Страстную площадь.

Волчок хлопнул себя по лбу.

— О таком нахальстве мы подумать не могли! — Расхохотался.

Азеф словно помолодел, он щелкнул пальцами и, сам восхищаясь своей удалью, продолжил: